им время изменить тактику».
Преступники ведь могли перебазироваться, например. Или уйти в другой район, или еще что. Ищи их потом.
Понятно, что теперь они будут гораздо осторожнее.
— Ну что же, — решил Скелет. — Пойдем в лобовую атаку.
После разговоров с Феликсом ему было совершенно ясно, что без врача тут дело обойтись не могло. Значит, он «тряхнет» врача. Ему вспомнился некий ханурик в берете, который утром приходит в морг. Наверное, это и есть тот самый заведующий Аркадий Моисеевич.
Скелет воскресил его облик в своей памяти. Маленький, щуплый, с огромным носом, висящим над верхней губой. Совсем как Карлик Нос из сказки Гауфа.
Да еще этот берет в теплое летнее утро… «Простуды боится, — подумал меланхолично Скелет. — Людей насмерть потрошить не боится, а простуды опасается. Крыса».
Он так и окрестил Аркадия крысой. Эта кличка показалась ему подходящей. В течение нескольких дней Скелет наблюдал за жизнью морга и в частности за Аркадием Моисеевичем. Он просто сидел днем на лавочке в больничном саду, среди множества людей.
Наверное, его не видели преступники, во всяком случае он на это надеялся. А впрочем, он уже готовился нанести пробный удар.
Скелет был сторонником активных действий. Опыт говорил ему, что когда в расследовании наступает затишье, когда никто себя не проявляет, очень полезно бывает поворошить осиное гнездо.
Гнездо ведь может висеть себе и висеть где-нибудь на чердаке, и кажется, что оно безжизненно и неопасно. Но стоит поворошить его палкой, оттуда вылетают осы.
Если преступник себя не проявляет, его трудно поймать. Надо заставить его действовать. Хоть как-то проявлять себя. Совершать поступки. Наверняка, один их этих поступков окажется ошибочным…
Преступников нужно напугать. Пусть они задергаются, забегают. Пусть даже это будет не очень эффективное пугание. Все равно, оно выводит бандитов из равновесия.
У Скелета прежде был знакомый. Этот знакомый был офицером патрульно-постовой службы, то есть патрулировал улицы.
Так вот, у него был своеобразный метод превентивной борьбы с преступностью. Он утверждал, что способ этот очень эффективен, хотя над ним и потешались коллеги.
Он ехал по улице, если дело было вечером, и останавливался возле каждого подозрительного человека. Возле пьяного, или выпившего, или просто похожего на бомжа… Или возле человека, который странно себя вел или просто странно выглядел. Высовывался из окна патрульной машины и требовал документы.
Если документы были при себе, он внимательно листал их, делая вид, будто читает.
Если документов не было, он делал строгое лицо и говорил:
— Мы вас знаем. Очень даже хорошо знаем… — И многозначительно добавлял: — Смотрите, чтобы все было тихо и спокойно. Если что — вы нас знаете. Мигом в «обезьяннике» окажетесь.
И делал при этом страшное лицо и вращал угрожающе глазами.
Все коллеги, особенно те, что работали по линии уголовного розыска, говорили ему, что это бессмысленные и незаконные разговоры. Замполит отделения вообще упирал на то, что это оскорбляет невинных граждан…
Оуровские работники говорили, что этот метод неэффективен, потому что если уж преступник задумал что-то дурное, он это сделает все равно и не побоится пустых угроз патрульного.
Но Скелетов приятель твердо стоял на своем. Он говорил:
— Настоящего преступника я, может, и не испугаю. А если человек сомневается, убить ему сейчас свою жену или воздержаться от этого, то мои слова заставят его задуматься… Да и серьезный преступник может после этого семь раз отмерить и, может быть, перенесет свое преступление на другое время. Все- таки после того, как тебя остановил патруль и так поговорил, ты уже сто раз подумаешь, идти спокойно домой или безобразничать…
— Ты же все равно ничего сделать не можешь, — возражали ему. — Пока человек ничего не совершил, нечего его пугать. Ты даже задержать без оснований не имеешь права. И преступник это знает.
— Знает-то знает, — говорил приятель. — Но ведь тут такое дело, — он загадочно хмыкал и крутил пальцами перед носом собеседника: — Тут такое дело… Психология.
Вот Скелет и решил действовать с позиций «психологии». Хотелось напугать негодяев. Да и вообще — приятно же сказать монстру, что он — монстр и что ты об этом знаешь…
Единственное, что смущало Скелета, было то, что Аркадий Моисеевич довольно старенький. С ним трудно было завязать контакт. Он приходил на работу в морг к десяти часам утра, а уходил под вечер. И не выходил, например, в садик, покурить.
Днем в морге жизнь была довольно оживленная. С утра привозили трупы умерших за ночь больных. Скелет уже знал, что это два или три тела.
Потом приходили родственники умерших, которых нужно было хоронить, и приезжали похоронные автобусы.
К этому времени санитар — добрый молодец — уже успевал все приготовить для прощания в небольшом зале.
Когда уезжали автобусы с телами и скорбящими родственниками, появлялись еще люди. Это были родственники тех, которых предстояло хоронить назавтра. Они приносили вещи, в которые нужно было обрядить покойников.
Санитар был один — главный, который все и делал. Он сам получал деньги, скромную мзду от плачущих женщин в платочках. Днем приходил еще один санитар, но он находился в морге сравнительно недолго и с родственниками умерших не общался. Он что-то выносил в стоящие неподалеку мусорные баки, иногда останавливался у заднего входа покурить.
Добрый молодец работал часов до двух дня, а потом уходил домой. И появлялся только поздно вечером. Ему предстояла тяжелая ночная работа — обряжать покойников, накладывать грим, замазывать выступившие трупные пятна. Чтобы утром все было готово.
«Зря ругаются люди и говорят, что с них дерут много денег за похороны», — думал Скелет, наблюдая изо дня в день за всем происходящим. Ему было жалко мордастого доброго молодца-санитара. Пусть он получал свои деньги от родственников, но ведь это были деньги за каторжный и неприятный труд.
Попробуй-ка, поимей дело каждую ночь с мертвыми телами, оставаясь с ними в пустом морге… Это же какие нервы надо иметь.
По ночам пока что никто не приезжал, и ничего подозрительного Скелет не заметил.
Проследив несколько раз за передвижениями заведующего, он узнал, что уйдя вечером с работы, Аркадий Моисеевич идет по магазинам, причем заходит всегда в два — булочную и гастроном, а потом идет домой. Строго по одному и тому же маршруту.
Маршрут имел одну остановку — в рюмочной на оживленном углу. Там Аркадий Моисеевич проводил полчаса — тоже как будто по часам. Придя домой, он почти немедленно спускался вниз и выгуливал собаку. У него была красивая собака-боксер, с очень большой головой и симпатичной мордой.
«Ничего, — сказал себе Скелет, увидев прогулку в первый раз. — Это ни о чем не говорит. У Гитлера тоже были любимые собаки, и он очень трогательно к ним относился. Это не помешало ему быть извергом».
Так что боксер не оправдывал Аркадия в глазах сыщика. Что раздражало Скелета больше всего в его предполагаемом подопечном — так это манера одеваться. Заведующему моргом было на вид лет пятьдесят пять. Это был низкорослый и уродливый человек. А одевался он так, словно был законодателем мод и старался молодиться.
Аркадий Моисеевич чем-то напоминал Скелету Клоуна. Он одевался так же шутовски и с претензией на чувство моды.
Может быть, покойному Клоуну это и было необходимо для того, чтобы хоть как-то отвлечь его от мрачного промысла. Может быть, ему эта манера одеваться помогла пережить страх и беспросветность жизни… Как знать, теперь Скелет был склонен идеализировать мертвого осведомителя. Но воспоминание о
