Глава первая,
в которой Элиза становится примерной ученицей, а Приска усыновляет сироту
С уходом Иоланды в 4 «Г» вернулись покой и мир. Всесильность учительницы, которая может с легкостью выгнать «провинившуюся» ученицу, заставила всех забыть ее слабость по отношению к Элизе и позорный плевок. В конце концов она победила, и так будет всегда, если какой-нибудь ученице еще взбредет в голову с ней ссориться.
Какая там кровавая расправа! Элиза была так подавлена последствиями своей хулиганской выходки, что опять превратилась в образцовую ученицу. Теперь она боялась. Но не за себя, а за Аделаиде.
Пару месяцев назад Розальба дала ей почитать сборник рассказов, и в одном рассказе говорилось о юном принце, наследнике богатого и могущественного короля. Среди слуг у этого принца был простой мальчишка, в обязанности которого входило получать удары кнутом за своего знатного маленького хозяина, когда его наставники решали его наказать.
Тогда Элизу это страшно возмутило, а теперь она сама чувствовала себя эгоистичной принцессой- недотрогой, за гадкие выходки которой доставалось другим.
Она была уверена, что, если опять набедокурит, синьора Сфорца исхитрится обвинить во всем Аделаиде, чтоб и ее выгнать из школы.
Сама Аделаиде, оставшись одна на своей отдельной парте в глубине класса, старалась вести себя как можно лучше. Она сидела на уроках тише воды ниже травы, внимательно слушала и вытягивала шею, пытаясь увидеть хотя бы кусочек доски. Когда синьора Сфорца что-нибудь спрашивала, она поднимала руку, и хотя ее никогда не вызывали, не падала духом и тянула руку снова и снова.
Она даже раздобыла где-то новую форму, конечно, слегка поношенную и слишком большого размера, зато целую, без пятен и со всеми пуговицами.
— Мадемуазель хочет, чтоб мы лопнули от зависти к ее элегантному платью! — отпустила замечание Звева, и Приске, как обычно, ужасно захотелось ее лягнуть. Но она сдержалась, потому что тоже боялась навлечь гнев учительницы на Аделаиде. К тому же, когда высиживаешь яйцо, драться не стоит.
Дело в том, что канарейки Прискиной мамы снесли пять яиц и стали их любовно высиживать, но потом им вдруг надоело, и они выкинули их из гнезда. Четыре яйца разбились, перепачкав пол клетки. Но Инес удалось спасти пятое, красивого серо-голубого цвета, и она отдала его Приске, которая решила его усыновить.
Она осторожно обернула его слоем ваты и положила в полотняный мешочек, в каких дарят конфеты на крестины.
Сначала она положила яйцо на батарею в своей комнате. Но Габриеле сказал:
— Ты видела, что птицы, когда высиживают яйца, никогда не улетают из гнезда? Тут нужна постоянная температура, а батареи на ночь отключают…
Тогда Приска решила хранить яйцо подмышкой — раз именно сюда ставят градусник, значит, тут теплее всего.
Она прицепила узелок к майке булавкой и каждый раз, когда принимала душ или переодевалась, аккуратно перекладывала мешочек с яйцом в какое-нибудь теплое местечко.
Приска, которая обычно ворочалась во сне, как уж на сковородке, научилась спать неподвижно, свернувшись на правом боку (яйцо было слева). Куда подевался ее богатырский сон? Она то и дело просыпалась с мыслью: «О Господи, яйцо! Я его раздавлю!»
Итак, она хранила его в целости и сохранности уже шесть дней и не собиралась рисковать, затеяв драку со Звевой.
Теперь Приска благодарила Бога, что дядя Леопольдо поручил ей сидеть и развлекать Олимпию. А что, если ей выпало бы мыть машину или выколачивать книги о подоконник? Как бы она тогда справлялась с яйцом?
Вообще-то, когда история с рождественскими подарками так неприятно закончилась, дядя Леопольдо позвал девочек и предложил им простить долг. Но Элиза гордо ответила:
— Извини, но ты же все равно потратил свои тридцать тысяч лир. И никто тебе их не возвращал.
И настояла на том, чтобы исполнить взятые на себя обязательства. Приске с Розальбой, которые с радостью бы согласились на великодушное предложение доктора Маффеи, теперь не оставалось ничего другого, как последовать примеру Элизы.
К счастью, Пасха в этом году выпадала на конец марта. Приска надеялась, что к тому времени ее птенец тоже уже вылупится. Конечно, она не раз видела только что вылупившихся канареек и знала, какие они уродливые и лысые, без единого перышка, эдакие с огромными выпученными глазами, но все равно представляла себе пушистого желтого цыпленка с пасхальной открытки.
Глава вторая,
в которой учительница делает объявление
Так обстояли дела, когда синьора Сфорца сказала, что хочет поговорить с родителями учениц, и продиктовала для них сообщение, которое нужно было записать в дневник: она собирает всех в субботу вечером в доме синьора Голинелли, папы Ренаты, который любезно предоставил в их распоряжение свою гостиную.
Дети на это собрание не приглашались, но дядя Леопольдо сказал Элизе:
— Учитывая, что там будут говорить о вещах, которые тебя касаются, правильно будет, если ты пойдешь со мной и сможешь высказать свое мнение.
Она была там единственная из всего класса. На собрании не было даже Голинелли, которая жила в этой квартире. Наоборот, жена инженера, увидев Элизу, сказала ей:
— Тебе будет скучно… Пойди лучше поиграй с Ренатой.
Но Элиза помотала головой и крепко прижалась к дяде.
Кроме хозяина дома и доктора Маффеи, мужчин на собрании не было. Пришли только мамы. Некоторые из них были уже знакомы и сразу принялись сплетничать и болтать о вещах, не имеющих никого отношения к школе. Другие, как мама Анны Пиу или мама Паолы Марради, держались в стороне. Мама Луизеллы прислала записку, в которой извинялась, что не может прийти. Ей нужно дошить красное бархатное платье для Звевы.
— Девочка завтра идет на детский праздник и хочет во чтобы то ни стало надеть новое платье, — сказала синьора Лопез, довольная тем, что для портнихи пожелания клиентов важнее материнского долга.
Когда все собрались, синьора Сфорца села во главе стала, откашлялась и попросила минуточку внимания.
— Возможно, вам известно, — начала она, — что в «Благоговении» я обычно перепрыгивала со своими ученицами через пятый класс и готовила их к вступительному экзамену в среднюю школу уже в конце четвертого класса. У меня никогда не возникало сложностей с тем, чтобы пройти за год программу четвертого и пятого классов, и на экзаменах мои ученицы всегда получали лучшие оценки.
Мамы закивали. Бывшие ученицы синьоры Сфорца славились на весь город своими успехами.
— Все эти месяцы, — продолжала учительница, — я размышляла, стоит ли поступать так же с вашими девочками. Я сомневалась в их уровне знаний, не была уверена, что они это потянут.
Она замолчала, чтобы отпить глоток вермута, заставив всех несколько секунд терзаться вопросом, действительно ли их дочери глупее учениц «Благоговения».
Синьора Сфорца вытерла рот вышитой салфеткой и продолжала:
— Должна признать, что предыдущие три года синьорина Соле поработала на славу, возможно, благодаря тому, что класс был заранее прекрасно подобран. Я убедилась, что уровень у девочек очень хороший, у них прочная база и заниматься они умеют. Поэтому довожу до вашего сведения: я решила, что
