значило, что наступила весна.
В саду синьоры Лукреции все цвело, и Элиза, как и в прошлом году, каждый день по дороге из школы собирала там букетик цветов для бабушки Мариуччи, которая отвозила его на кладбище.
Сама бабушка Лукреция на кладбище никогда не ходила, но не имела ничего против того, чтобы ее розы, барвинки, ирисы и ноготки оказывались на могиле Изабеллы.
Однажды Анджела Кокко пришла в школу с большим букетом анемонов и тюльпанов, под которые ее отец отвел кусочек на своем огороде. Она робко подошла к учительскому столу и положила его рядом с журналом.
— Это вам, синьора, — сказала она учительнице, не глядя на нее, и чуть ли не бегом бросилась к парте.
— Спасибо, Анджела. Очень мило с твоей стороны, — сказала синьора Сфорца. Она окунула лицо в цветы, чтобы насладиться их ароматом, потом отправила Розальбу к сторожу за вазой.
«Анджела ведь самый настоящий Кролик, — думала Приска. — Что это на нее нашло? Я понимаю, если бы это сделал кто-то из Подлиз. Но Анджела? Она же даже не будет прыгать через класс, и со следующего года у нее будет новая учительница…»
Но Анджела с гордым видом восседала за своей партой. Она знала, что одноклассницы ей завидуют. Как они сами не догадались воспользоваться весной, чтобы завоевать расположение учительницы!
Она еще больше задрала нос, когда синьора Сфорца прервала на пятнадцать минут диктовку билетов и стала объяснять классу разницу между тюльпанами и анемонами, рассказала о Голландии и ветряных мельницах, хотя на экзамене это не спрашивали.
Когда прозвенел звонок, учительница вынула цветы из вазы, вытерла стебли газетой и так, с букетом в руках, пошла со строем учениц во двор.
«Теперь все остальные дети, все учителя и родители увидят цветы, — подумала Анджела. — А потом учительница принесет их домой, поставит в красивую вазу и уж неделю-то точно будет думать обо мне всякий раз, как на них посмотрит».
В первый раз с начала учебного года она гордилась профессией своего папы.
Класс прекрасно выполнил большие маневры, спел песню, наклонил на прощание головы, а Анджела все любовалась этим красивым разноцветным пятном в руках учительницы. Потом строй рассыпался, и девочки хлынули к выходу. Синьора Сфорца тоже вышла через главный вход.
На крыльце, нежась на весеннем солнышке, ждала синьора Мандас, мама Алессандры, в своем элегантном синем костюме в белый горошек.
Завидев ее, учительница засияла:
— Вот так сюрприз, синьора Мандас! Как приятно вас видеть! Как поживаете? И как поживает профессор?
— Хорошо, спасибо. А вы, синьора Сфорца? Надеюсь, Алессандра вам не очень досаждает…
— Нет-нет, что вы! Ваша девочка — настоящее сокровище! Такая умная и добрая…
— Я очень рада. Ну, Алессандра, попрощайся с учительницей, мы идем домой. До свиданья, синьора.
Учительница любезно улыбнулась. Потом в порыве подобострастия протянула букет цветов.
— Синьора Мандас, примите этот дар. Цветы в доме приносят радость…
— О нет. Я не могу их принять, — не слишком настойчиво стала отнекиваться синьора.
— Прошу вас! Вы доставите мне удовольствие. Берите!
Синьора Мандас благосклонно улыбнулась и приняла цветы.
Анджела, которая с тревогой наблюдала за этой сценой, побледнела. И тут еще эта Алессандра, спускаясь по лестнице за руку с мамой, повернулась и показала ей язык.
— Теперь будешь знать, — сказала Анджеле Приска, которая тоже все видела, — надо было принести пучок чертополоха! И подложить на стул, чтоб она на него села!
Когда они вертелись за партой, учительница всегда спрашивала:
— Что с тобой такое? Ты что, на чертополох села?
Вот было бы здорово, если бы она сама как-нибудь уколола себе задницу этими колючками.
Больше никто из девочек не заметил, какая судьба постигла цветы Анджелы Кокко.
Всем ученицам синьоры Сфорцы захотелось перещеголять Анджелу. Вдруг стало модным приносить учительнице цветы. И дня не проходило без того, чтобы на учительском столе не появлялось два-три букетика. Их приносили, как водится, Подлизы просто по привычке заискивать. А еще потому, что их матери говорили:
— Мы в долгу перед синьорой Сфорцей. Обычно учительницы в государственных школах готовят учениц только к экзаменам за пятый класс. А для вступительных экзаменов в среднюю школу приходится нанимать репетиторов и грохать на эту кучу денег.
Конечно, они не думали отделаться только цветами. Они уже обсуждали между собой, как еще ее отблагодарить. Но пока они могли таким приятным способом выразить свою признательность.
Многие Сорванцы тоже приносили цветы, чтобы Подлизы не обзывали их голодранцами.
И Кролики приносили, просто чтобы не отставать от других.
Синьора Сфорца часто выходила из ворот школы с полной охапкой всевозможных цветов.
Приска, которая шпионила за ней, заметила, что если поблизости оказывалась мама кого-то из Подлиз или Сорванцов, которая приходила забирать свою дочку, букеты Кроликов шли по рукам. Бывало, что букет доставался той же синьоре, которая утром всучила его своей дочери. Тогда они обе хихикали, как девчонки, когда обмениваются вкладышами.
Кролики очень страдали из-за этого, но продолжали приносить свои букетики в надежде, что на этот раз синьора Сфорца оставит их себе.
Приска это не переваривала, и Элиза тоже. В Элизином журнале цветы, переданные знатным мамам, записывались в колонку «Несправедливостей». Сами они ни за что не хотели подражать одноклассницам. Опять повторялась та же история, что с рождественскими подарками для бедных. Тех, кто еще не возложил цветы на учительский стол, остались единицы. Среди них были Приска, Элиза, Розальба и Аделаиде.
И Звева, которая, видимо, считала ниже своего достоинства дарить учительнице подарки. Зато ее мама у школьных ворот получила уже три букета, принесенных Кроликами.
Глава третья,
в которой Элиза обнаруживает кое-что и очень расстраивается
Однажды в воскресенье после обеда Приска пошла делать уроки к Элизе и застала подругу с красными, распухшими от слез глазами.
— Может, ты сможешь узнать у нее, что случилось, — сказала бабушка Мариучча. — Мы не смогли вытянуть из нее ни слова.
Но Элиза только молча хлюпала носом. Когда бабушка и няня вышли из комнаты, она закрыла дверь на ключ.
Приска принесла в портфеле Динозавру, которая только что вышла из спячки. Черепаха сверкала красотой и чистотой. Утром Приска искупала ее в теплой воде, чтобы смыть пыль, и надо было видеть, как черепаха потягивается в воде, с каким наслаждением высовывает из панциря лапы и умную головку. Приска дала ей немного поплавать в тазике, потом вытерла и натерла панцирь каплей оливкового масла.
Динозавра очень проголодалась после долгого зимнего поста, и когда Приска положила ее на стол, сразу набросилась на листья примулы, которая стояла у Элизы в горшке.
— Кыш, дурында! — засмеялась Приска.
Но Элиза и ухом не повела.
— Можно узнать, что с тобой случилось? — потеряв терпение, спросила Приска.
— Я решила уйти из дома, — ответила Элиза.
Она приподняла край покрывала и показала собранный чемодан…
