Казалось — все дела уладились, и биться было не за что. Нет, много оставалось еще князьям причин, если не внешних, то внутренних, начать, отдохнувши, новые распри между собой.
Изяслав Давыдович отведал Киева, и ему хотелось, как старшему из потомков Ярослава, достать себе первый стол.
Мстислав Изяславич, отец которого с такими усилиями приобрел себе Киев, который сидел сам так долго в Переяславле, не мог довольствоваться теперь бедным уделом на Волыни, между тем как пришлые из Залесской стороны сыновья Юрьевы сели по городам земли Русской.
Ярославу галицкому жаль было отказаться от волынских приобретений.
Наконец, сам Юрий, раздраженный против покойного Изяслава, хотел отнять у детей его и остальные их города, точно как прежде Изяслав отнял у него не только Переяславль, но и Городец Остерский. И он послал младших князей выгнать Мстислава из Пересопницы. Мстислав удалился в Луцк. Юрий велел зятю своему Ярославу галицкому напасть на него в Луцке. Мстислав удалился к ляхам.
Однако же, положение Юрия было затруднительно, в виду новых опасностей, тем более что Изяслав Давыдович порывался начать с ним войну. Юрий позвал к себе на помощь Ростислава: «Сыну, мне не с кем удерживать Русскую землю, а поеди семо».
Ростислав встретил с великой честью великую княгиню, Юрьеву, на пути, сам проводил ее до Киева, а из Суздаля к мужу и явился к Юрию со всем своим полком. Дядя принял покорного племянника с любовью, и тот приступил к нему с просьбой о своих племянниках, сыновьях любезного ему брата и друга Изяслава. Юрий склонился на его просьбу, и Ярослав Изяславич, равно как и Владимир Мстиславич, пришли к Юрию с полками своими, на зов Ростислава, и поклонились. Мстислав только не посмел к нему ехать, опасаясь пленения. Юрий, впрочем, принял и его в любовь и поцеловал крест ему, вместе с братьями.
Вследствие такого лада, вместе с галицкой помощью, подошедшей к Юрию, стал сговорчивее и Изяслав Давыдович. На сейме в Лутаве Юрий дал ему Корческ, а верному своему союзнику и помощнику, Святославу Ольговичу, Мозырь, — чем и удовлетворились, хоть на время, притязания.
Половцы, на сейме, просили за братьев своих, плененных берендеями, но те отказали, говоря: «Мы умираем за Русскую землю с сыном твоим и слагаем головы за твою честь». Юрий не стал настаивать и удовлетворил половцев дарами.
Таким образом, Юрий уладился со всеми врагами, внутренними и внешними, устроил и семейные дела: женил сына Глеба на дочери черниговского князя Изяслава Давыдовича, а другому сыну Мстиславу велел взять за себя в Новгороде дочь посадника Петра Михалковича. Но старший сын его, доблестный Андрей, посаженный им подле себя в Вышгороде, причинил ему сильное огорчение, оставив этот удел.
Андрею надоели нескончаемые, бесплодные войны за Киев; он посчитал, что его отцу, уже семидесятилетнему, недолго оставалось жить на свете, а после этой близкой смерти Киев ему достаться никак не мог при таком множестве соискателей, из которых иные имели и права гораздо больше, чем он, а именно: все старшие двоюродные братья, не говоря об Изяславе Давыдовиче, уже сидевшем на киевском престоле, и о Святославе Ольговиче, имевшем притязание даже прежде Изяслава и Юрия. А там еще издали глядели с жадностью на Киев ретивые сыновья Изяслава. Борьба с ними со всеми, вместе или поодиночке, притом без права, не предвещала верного успеха, а трудов множество; в Суздальском же княжестве ожидало его владение обширное, почти бесспорное; он родился там, или, по крайней мере, провел лучшие годы жизни, привык к земле, людям и обычаям. И жена его была оттуда родом, и предпочитала, разумеется, ту спокойную страну новой, незнакомой, исполненной беспрерывных опасностей; ее братья, Кучковичи, близкие к Андрею, твердили беспрестанно об их родине и убеждали сестру и зятя туда вернуться.
Как бы то ни было, Андрей, вскоре по водворении в Вышгороде, решил оставить этот удел, и в 1155 году, без отцовской воли и даже ведома, тайно, ночью, с женой, детьми и двором, отправился на свою любезную Залесскую сторону, взяв с собой из Руси только древнюю икону Богоматери, икону, которая впоследствии получила такое важное значение в Русской Истории, и ныне составляет первую Московскую святыню, под именем Владимирской.
Предположения Андреевы оправдывались беспрестанно: через год начались новые смятения в Русской земле.
Юрий хотел воспользоваться междоусобицей Мстиславичей, чтобы низложить противного ему Мстислава Изяславича (1157). Ему хотелось достать Владимир для племянника Владимира. Еще отцу его Андрею, своему младшему брату, Юрий обещал перед кончиной удержать волость его за сыном. Давыдович и Ольгович вызывались идти с ним, но зять Ярослав Владимиркович отговорил брать их с собой, чтобы не предоставить им участия в успехе. Союзники осадили Владимир, но безуспешно.
Юрий должен был отступить, и, дойдя до Дорогобужа, сказал своему племяннику: «Сыну, я целовал крест с твоим отцом, а моим братом Андреем на том, чтобы тот из нас, кто останется в живых, был отцом для обоих детей и удержал их власть; после я целовал крест тебе, чтобы иметь тебя сыном, искать тебе Владимира. Мне не удалось теперь исполнить это обещание, но вот тебе волость». И он дал Владимиру Дорогобуж, Пересопницу и все Погоринские города.
Тогда же хотел он выдать любезному зятю своему Ярославу Берладника, приведенного из Суздаля в оковах. Этот сонаследник Галицкого княжества, изгнанный еще Владимирком из своего удела, служил Юрию. Ярослав уже прислал за ним дружину, но митрополит и игумены убедили Юрия не делать того: «Не грех ли тебе, продержавши его в такой нужде, после крестного целования, отдавать теперь на убийство!»
Юрий послушался и отправил Берладника назад в Суздаль, но Изяслав Давыдович перехватил его на пути и увез в Чернигов.
Черниговский князь замышлял вновь рать на Юрия, сговорился с Мстиславом Изяславичем и примирил самого Ростислава, который послал к нему своего старшего сына Романа. Только Святослав Ольгович не согласился идти без причины на великого князя киевского. Изяслав собрался напасть на Киев, как вдруг получил известие о кончине Юрия, который пировал у осменика Петрила, и в ту же ночь занемог, а через пять дней умер, 13 мая, в среду (1138), и наутро в четверг положен в монастыре Святого Спаса. Двор его красный был разграблен, и другой, за Днепром, который назвал он Раем, также двор сына его Василька. Много суздальцев перебито по городам и селам, а товары их расхищены. Киевляне послали звать Изяслава Давыдовича: «Иди князь, Юрий умер». Изяслав прослезился, сказав: «Слава тебе, Господи, рассудившему меня с ним смертью, а не кровопролитием».
Изяслав Давыдович вступил в Киев (1158) в троицкое воскресенье, 19 мая, предоставив Чернигов племяннику Святославу Владимировичу, со всем полком своим, но принужден был отменить это распоряжение.
Великий князь киевский, вероятно, желая угодить своим союзникам Мстиславичам и задобрить их, пошел вместе с ними искать Владимиру Мстиславичу Туров, доставшийся, наконец, представителю старшего Изяславова рода, Юрию, сыну того несчастного Ярослава, который, незадолго перед своим старшинством, обладая великой силой, погиб изменой при осаде Владимира. «Многу мольбу творил» Юрий Ярославич, выслав из города к Изяславу и прося: «Брате, прими мя в любовь к себе». Изяслава не трогали его мольбы, но хотел непременно взять Туров и Пинск.
Впрочем, он не успел в своем намерении, простояв десять недель около города; конский падеж заставил снять осаду. Возникла новая война за Берладника. Ярослав галицкий не считал себя твердым на своем столе, пока жив был этот законный наследник и притязатель на целую половину Галицкого удела, находившийся под покровительством великого князя киевского. Он подговорил всех князей русских и даже лядских, самого венгерского короля, чтобы они были помощниками ему против Ивана, и все они обещали, отправили каждый особых послов в Киев, требовать у Изяслава выдачи. Изяслав переспорил всех, дал отказ начисто и вскоре начал собираться идти войной на Галич, предупреждая нападение Ярослава с союзниками. Он послал просить помощи у Святослава Ольговича черниговского и предлагал ему за нее Мозырь и Чечерск.
Тот отвечал: «Я гневался на тебя, брат, что ты не исправил мне Чернигова и волости, но лиха тебе не желал; если враги грозят тебе войной, то избави меня Боже теперь ссориться с тобой. Ты брат мне, — дай нам Бог пожить с тобою в добре».
Вслед за Святославом и прочие Ольговичи целовали крест между собою на вечную любовь.
Они послали послов к противникам объявить им о своем союзе, и те вынуждены были отложить свое
