собой никого более. Все спрашивали друг друга, но ответов никто не знал. Одни толковали, что это прежние печенеги, которые нападали при святом Владимире, другие называли их таурменами, безбожными моавитянами. Книжники рассуждали, что это должны быть те люди, которых загнал Гедеон, что они, верно, пришли из пустыни между востоком и севером, что о них предсказывал и святой Мефодий Патарский: «придти им к скончанию века, и попленить всю землю от востока до Евфрата, и от Тигра до Понтского моря, кроме Ефиопии». «Нет, заключали православные, выслушав ученые речи, Бог один знает, что это за люди, а насылал Он их на нас за грехи наши; обратил же вспять, ожидая нашего покаяния».
ПРОДОЛЖЕНИЕ МЕЖДОУСОБИЙ
Что же произошло на Руси после этого неожиданного нашествия, упавшего как снег на ее голову, — после такого ужасного поражения почти всех ее сил? Какое впечатление осталось в наших князьях по удалении дикой восточной орды? Собирались ли они где-нибудь толковать о мерах на случай ее возвращения? Подумали ли они о своем настоящем положении? Переменили ли образ своих действий в отношениях друг к другу, в виду угрожающей опасности?
Увы! Ничего не изменилось в их взаимных отношениях; ни рассуждений, ни мер, ни совещаний никаких нигде не было. Все пошло по-прежнему, как будто не случилось ничего особенного, как будто никакой опасности извне не грозило им ниоткуда, и все происшедшее они видели только во сне. Они тотчас принялись за прерванные распри, поднимая опущенные в них петли, и междоусобия на всех концах возобновились с прежней горячностью, — в Галиче и на Волыни, в Киеве и Курске, Новгороде и Владимире, Смоленске и Чернигове.
В первый же год в Галиче загорелась война между двумя лучшими князьями того времени, близкими родственниками — Мстиславом, который призвал к себе на помощь половцев, и зятем его Даниилом, который имел на своей стороне ляхов.
Тогда же, на другой стороне, война началась между Олегом курским и Михаилом черниговским, в которой приняли участие и суздальские князья.
За этими войнами поднялся на Волыни спор за Луцк, Пересопницу и Черторижск у Даниила галицкого, которому эти города были завещаны Мстиславом Немым, с соседними князьями — Ярославом Ингваревичем, и племянником покойного, Ростиславом пинским.
Галич, среди боярских смут, с вооруженным участием угров, ляхов, половцев и соседних русских князей, переходил несколько раз из рук в руки Даниила и королевича Андрея, потом достался Михаилу черниговскому и сыну его Ростиславу, и, наконец, опять к Даниилу.
В Киеве один за другим сменялись князья, также с боем: Владимир Рюрикович, Изяслав Владимирович, Ярослав Всеволодович, Михаил черниговский и его сын Ростислав.
Чернигов со своими волостями подвергался нападениям Олега курского, Даниила галицкого, Ярослава переяславского и его племянников, князей ростовского и ярославского.
В Новгороде, кроме походов на литву, на чудь, на емь, внутренние смятения не прерывались, и по нескольку раз призываемы были то Михаил черниговский, то Ярослав Всеволодович переяславский, из которых каждый имел своих сторонников между боярами. С этими переменами соединялись и военные действия: были взяты Торжок, Волок Ламский, под угрозой находился Новгород.
Псков воевал с литвой, ссорился с Новгородом и начал сговариваться против него с немцами.
В Смоленске было кровопролитие после смерти Мстислава Давыдовича, вследствие сопротивления граждан, которые не хотели принять к себе на стол его двоюродного брата Святослава Мстиславича.
Владимирские князья, кроме походов на мордву, воевали с Черниговом и Новгородом и начинали враждовать между собой.
Вот краткий очерк междоусобий, происходивших в продолжение пятнадцати лет, следовавших за первым нашествием.
Мы опишем теперь подробнее галицкие происшествия, на юге, и новгородские, на севере, как самые важные, к которым, более или менее, примыкали все прочие.
Главным действующим лицом в Галиче оставался Мстислав Мстиславич Удалой. Но он недолго пережил Калкское поражение: на третий год он скончался, — проведя свое последнее время среди измен, в беспрестанных тревогах, недоумении и горестях.
Даниила, своего зятя, он любил от души, — и кто же был достойнее любви его! Это говорил Мстислав на своем смертном одре, как засвидетельствовал и при первом появлении своем в Галиче, отдав за него свою старшую дочь и приняв вместе столько трудов для изгнания иноплеменников. Александр бельзский, ненавидя Даниила, равно как и брата его Василька за «злую ночь», старался всеми силами вредить им. «Зять твой хочет убить тебя, зять твой поваживает на тебя ляхов», — твердил он беспрестанно в уши Мстиславу, представлял доказательства, — и столько же легковерный, как и добродушный, Мстислав поверил было клеветнику и вышел с ратью на Лысую гору для соединения с Александром, — а Даниил призвал ляхов. Началась брань, мужественные Романовичи брали верх, Мстислав вынужден был отступить и вернулся в Галич; на другой год призвал он тестя Котяна с половцами, уцелевшего при Калке, своего верного Владимира Рюриковича, занимавшего киевский стол — как будто собираясь на ляхов, все по совету Александра. Но ему была противна вражда с Даниилом, и он вздумал вдруг решить дело иначе, не прибегая к оружию, не обнажая меча — очной ставкой, на общем сейме соседних князей. Александр, не смея идти на сейм, прислал своего боярина Яна. Мстислав объявил всем князьям, призванным на сейм, о причинах, побуждающих его к войне, и, оборотясь к послу Александрову повторил: «Твоя речь, Яню, что Даниил возводит второе на меня Ляхов». Доказательств не привелось, и клевета Александрова, ложь Янева, обнаружились. Тогда все князья решили, что волость Александра должна быть отдана Даниилу. Но добродушный витязь простил виновного, оставив его спокойно владеть своей волостью, и все князья похвалили его за бескорыстие и братолюбие. Даниил, невинно оболганный, был принят Мстиславом с еще большей любовью, чем прежде. Мстислав почтил его, равно как и дочь свою Анну, дарами великими, и дал ему своего борзого коня актаза, какого тогда нигде не бывало.
В Перемиле князья утвердили мир между собою.
Это происходило в 1125 году, а в 1126 году он испытал новое огорчение. Жирослав, один из мятежных галицких бояр, выдумал на него басню, будто он хочет уйти в поле и предать всех бояр тестю своему Котяну на погибель; те поверили и бежали в Угорские горы; оттуда прислали они послов к князю спросить о речах Жирослава, а у него и в уме ничего подобного не было. Он поручил духовнику своему Тимофею заверить бояр, что Жирослав оклеветал его перед ними. Тимофей поклялся, и привел всех удалившихся. Мстислав обличил клеветника и изгнал из Галича. Бояре остались, однако же, не расположенными, как прежде, и старались избавиться от князя. Он был со всех сторон окружен изменниками и предателями; был один чистый человек, который любил его от сердца, и которого он любил от сердца, по сходству их нравов и расположений, — и от того старый князь был беспрестанно отвлекаем.
Венгерский король Андрей, получив, еще до слуха о татарах, для сына своего Перемышль, вздумал воспользоваться благоприятными для себя обстоятельствами, и, вероятно, подстрекаемый боярами, появился в Галицкой волости, занял Перемышль (откуда сын его перед тем ушел), Звенигород и, наконец, послал рать под Галич. Сам он не пошел туда, боясь смерти, предсказанной ему волхвами, «узревши Галич». Днестр, между тем, разлился, и нельзя было переправиться. Мстислав вышел из города сам против угров, расположенных впереди, но они посмотрели на нас, говорит летописец, и ушли в свои станы к королю. Король обратился к Теребовлю и взял его, потом взял Тихомль, потом пришел под Кременец, под которым убито и ранено было много угров.
Мстислав послал к Даниилу боярина Судислава сказать: «Не отступай от меня». Даниил отвечал: «Имею правду в сердце моем».
Князь галицкий, убедившись в его преданности, решил идти вперед на короля, который стоял тогда в Звенигороде. Угры вышли навстречу из королевского стана; произошло сражение, и они были разбиты, Мстислав победил, — последняя его победа, — и преследовал беглецов до стана. Сам королевский воевода Мартыниш был убит. Андрей устрашился и поспешил скорее уйти. Даниил и Василько, которые мешали Лешку подать ему помощь, загораживая ему дорогу на Буге, присоединились теперь к Мстиславу и
