Он качает головой.
– Они разные. Этот синий. А этот – красный. Понимаешь?
Первое чувство – удивление. Я ведь знаю, что такое красный. Антарес красный, я его видел на школьной экскурсии. Да мало ли! И что такое синий, я тоже знаю, хотя с этим сложнее. Синий – цвет интенсивный. Даже от легких оттенков его начинают сильно болеть глаза и все такое. А уж смотреть на ослепительно синюю сверхновую, что недавно появилась в нашем рукаве, – себе дороже! Можно вообще всю сетчатку пожечь – напрочь, до десятого слоя.
Надо ли говорить, что лежащие передо мной кубики не были ни красными, ни синими? Да что там! Они вообще не излучали. Просто атавист, похоже, опять перешел на свой малопонятный сленг.
– Хочешь, покажу тебе фишку? Пометь один из них чем-нибудь. А потом поменяй местами так, чтобы я не видел пометки. А я все равно угадаю…
И он действительно угадал.
Двадцать семь раз подряд.
А потом пиво кончилось.
И я внезапно вспоминаю, что мне надо еще отнести обед Эджену – он не отходит от груза, и потому обеды ему ношу я, мне не трудно.
Я заторопился.
– Аварийные стержни с самого начала красили в разные цвета, понимаешь? – говорит атавист, когда я был уже на пороге. – Синий и красный. Синий – посадка, красный – возвращение. Это началось еще до Всеобщей Генетической Модификации и было как-то связано с первыми кораблями, еще на самой первой Земле. Правое и левое, синий и красный код, что-то в этом роде…
Странный все-таки они народ, эти атависты. И сленг у них странный. Код бывает спектральный, структурный, генетический или сингулярный. Ну, иногда еще Да Винчи, но он вообще спорный. А чтобы синий или красный?.. Глупо.
Иду по коридору. Меня слегка покачивает от выпитого пива. Корабль проходит недалеко от нейтронной звезды, ее тяжелый спектр утомителен, от любого движущегося предмета расходятся радужные сферические следы, словно круги по воде от брошенного камня. Красиво, но слишком уж давит. Я другие звезды люблю, которые помоложе. Они – как растрепанные на полгалактики волосы безбашенной девчонки, что всю ночь с тобой куролесила, и планеты путаются в этих волосах, как блескучие яркие шарики на пружинках. А незащищенный коридор словно затягивает золотой паутиной, и ты идешь прямо сквозь эту паутину, и она облепляет тебя щекотным пузырящимся загаром…
А этот атавист еще говорит, что я не вижу звезды?! Я – и не вижу?!! Да я столько их видел!!! И еще увижу. Они ведь красивые. Я люблю на них смотреть.
Смешной он.
Только вот эта его фишка, с кубиками…
Я ведь во все глаза смотрел. Даже усиление на полную мощность врубил, хотя до пятнадцати и запрещено, но кто тут заметит…
Но так и не понял – как он это делает?..
– Папа, папочка, проснись! Мы почему-то больше никуда не летим!
Гроган с трудом разлепил глаз и вывалился из гамака.
– Что такое, Юма? Тебе приснился страшный сон?
– Да нет же! Посмотри! Невесомость! Я пошла в туалет, и тут случилась невесомость. Мы остановились, да?
Гардеробная полка больно ударила Грогана по голове.
– Хм, действительно, невесомость. Но двигатель работает.
Движок исправно урчал, но и только. Движения, а с ним и силы инерции, создающей подобие гравитации, не было и в помине. Как на стенде техосмотра.
– Забавно. – Гроган потер заспанный глаз и полетел в рубку.
В верхнем иллюминаторе рубки повисло нечто. Что-то такое, без цвета и света. Именно в это нечто верхолет и уперся.
– Забавно, – еще раз растерянно произнес Гроган и пощупал иллюминатор. Стекло как стекло, ничего нового.
Хлопнула дверь каюты.
– Дорогой! Который час? Мы уже на таможне?
– Нет, Мильза, мы еще не долетели. Можешь пока поспать.
– Мамочка, мы во что-то воткнулись, – радостно сообщила Юма.
– Гроган! Новая система навигации, автопилот, радары! На двадцать четыре лама оборудования! И ты не можешь проложить курс без аварий! – Пробираясь к рубке, Мильза метала громы и молнии, попутно сражаясь с невесомостью.
– Золотце, но здесь что-то необычное, посмотри сама.
Мильза влетела в рубку и грозно выкатила глаз на мужа.
– Ну, что скажешь, мой милый?
– Дорогая, взгляни на это, – Гроган махнул рукой в сторону верхнего иллюминатора. – Что ты там видишь?
– Пустую линию, – уверенно сказала Мильза после некоторого размышления.
– Какая «пустая линия»? Что это значит «пустая линия»?! Как, по-твоему, должна выглядеть «пустая линия»?!
– Ты что, не видишь, как она выглядит?! Она у тебя перед глазом, слепой недоумок!
Дверь рубки снова открылась.
– Мам, пап! Мы приехали? Почему невесомость? Нас на дальнюю орбиту в очередь поставили?
– Мы воткнулись, а ты все проспал, – Юма потихоньку от родителей показала кукучу старшему брату.
Эл дернул сестру за килевой плавник.
– Мам, она дразнится! А я опять виноватый, да?
– Дети, дети, успокойтесь! Мы столкнулись с чем-то необычным. Нам всем надо сосредоточиться и подумать.
– Ого-го! Что это за штуковина? – Эл прилип к верхнему иллюминатору.
– Мы не знаем, сынок.
– Вот именно, Гроган, что это за штуковина?! Ты так и не объяснил, во что ты въехал.
– Я никуда не въезжал, Мильза! Я выставил курс на автопилоте. Через четыре часа мы должны были быть на орбите Вайды. Но тут… тут… возникло нечто… вы все видите что. Оно мешает нам лететь дальше. Стоит на пути. Я пытаюсь разобраться. Пожалуйста, позвольте мне подумать! В тишине!
– Хорошо. В тишине. Дети, мы будем молчать и вести себя тихо-тихо, как шушпенчики. Пусть папа думает. И день, и два… Между прочим, мне вечером надо к массажистке, а у Эла контрольная по космографии. Но мы будем сидеть тихо-тихо. Пусть папа думает. Гроган! Ну сделай что-нибудь!
– Мильза! Я прошу тебя!
– Па! – Эл дернул отца за руку. – Посмотри в боковые иллюминаторы. Звезд нет. Ни точки, ни черточки. Только черное пустое небо.
– Да-да-да, действительно, только эта линия… кхм… пустая… и больше ничего. – Гроган оглядывался по сторонам. – Эл, слетай на корму, посмотри, что там видно.
Эл выпорхнул из рубки.
– Этея на месте. Ирован тоже, но больше ничего нет. Сплошная чернота.
– Гроган, не сиди сиднем! У нас проблема, ты разве не видишь? Разберись с этим немедленно! – Верхней рукой Мильза вытирала слезу, нижней прижимала к себе дочь.
– Что же я могу сделать, Мильза? – тихо спросил Гроган, перебирая шнуры инструкции.
Эл вернулся в рубку, отчаянно метнулся от одного иллюминатора к другому.
– Па, где все звезды? Космос кончился?
– Эл, не говори глупостей! Космос не может кончиться! Космос – это бесконечность, – одернула сына
