между ними устроил по порядку и часа через два помер.
О ГНОМАХ
Была у одной пани служанка. Пани ею нахвалиться не могла, сердилась только, что та всегда мусор в уголок кучкой собирает.
— От мусора в доме вид неопрятный. Люди скажут, что здесь неряхи живут, — отчитывала ее хозяйка.
А той, всякий раз, как соберется мусор выбросить, словно шепчет кто-то: «Не выбрасывай, смети кучкой в уголок...»
Затеяла хозяйка сама мусор выбросить, глядь — а под мусором лягушка сидит! Хозяйкин сын убить ее хотел, но служанка за нее заступилась:
— Не отнимай жизнь у невинной твари, не ты ей ее давал, — говорит.
Взяла лягушку и под дом пустила. И вот как-то ночью приходит та лягушка к служанке и говорит:
— Приходи ко мне в гости, будь моим лягушатам крестной матерью.
Служанка обещала прийти, а сама пошла к ксендзу на исповедь и попросила совета, как быть.
— Иди, — разрешил ей ксендз, — только, смотри, ничего там не ешь и не пей.
В уголке, где мусор лежал, расступилась земля, вышел оттуда гном и повел за собой служанку вниз по лестнице.
Под землей было все, как у нас, светло и красиво. А лягушка, хворая после родов, в кровати лежала. Служанка и тот гном окрестили всех лягушат и стали кумовьями.
Угощения там было видимо-невидимо. Но как ни просили служанку, как ни уговаривали, она ничего в рот не взяла.
Погостила она два дня и стала домой собираться. Насыпал ей лягушкин муж в фартук песка из уголочка и наказал:
— Вернешься домой, высыпь песок тайком в сундук. Только никому ничего не говори и не показывай.
Вернулась она домой, а оказывается, ее полтора года дома не было.
Спрятала она песок в сундук, через три дня поглядела — а сундук полон чистого серебра и золота.
ТУЧЕВИКИ
Шел мужик с ярмарки ночью через лес, в июле дело было. Идет он, идет, и вдруг на него лютым холодом повеяло. Смотрит — неподалеку огонек. Он туда. А там у костра сидят какие-то мужики. Заробел он, потом пригляделся — по одежке и по виду люди приличные. И вышел он к ним погреться у огня — уж больно холод его пробирал.
А те люди были тучевики. Они только что пруд лесной заморозили, чтобы льду набрать на градобитие. Увидели они мужика и спрашивают:
— Ты кто таков?
— Я из такой-то и такой-то деревни.
— Ты чего ночью по лесу бродишь?
— Из города иду, с ярмарки. Дюже замерз, дозвольте мне у огня обогреться.
Только сказал, глядит — а рядом пруд замерзший, и холодом от него так и веет. Удивился он:
— Что такое? Пруд замерз!
И тогда они ему сказали, что, стало быть, не люди они, а тучевики, что это они пруд заморозили. Дескать, нужно им льду на градобитие, которое завтра в его деревне весь хлеб побьет.
Испугался мужик, стал их со слезами умолять, чтобы пощадили они хотя бы его поле. У него детишек куча! Чем же он их прокормит, ежели град побьет весь несжатый хлеб?
Сжалились над ним тучевики, обещали его поле уберечь.
— Но смотри, — говорят, — еще как жарко будет и тучи только-только покажутся, ты вынеси бороны и свое поле ими обозначь. И никому ни слова!
Обрадовался мужик, бегом побежал домой, никому ни словечка не сказал, а сам все сделал так, как тучевики велели.
На другой день до полудня парило. И вдруг собрались грозовые тучи, ударил град — страшенный! Все поля побил, у всей деревни. Только у того мужика поле уцелело.
Увидели это хозяева, решили, что он колдун, что это он град навел, и потащили его к судье. Только там мужик рассказал все по совести. Отпустил его судья с миром.
ОТЧЕГО ВИЛЬЧЕКУ НЕ ВЕЗЛО В ХОЗЯЙСТВЕ
Пошел Яно Вильчек косить сено на луг, что в этом году ему назначили. Чуть попозже пришли туда еще Игнац Киселяк и Феликс Гурка. Поделили луг, сколько кому полагалось, и начали косить каждый на своей делянке. Игнац во всю старался — его-то делянка больше всех была.
В полдень сели в тенечке и за обед взялись. Киселяк, тот на хлеб сало кладет, а Вильчек и Гурка сухой хлеб жуют. Вильчеку, понятное дело, маленько завидно стало, и говорит он Киселяку так:
— Знаете что, кум? Я тоже век при деле, ни на минуту не присяду. Своей работы нет — другим помогаю, все лишний заработок. И не пойму я, что за причина, но не везет мне в хозяйстве. Ни разу я не забил свинью, чтобы мне на сальце разговеться. Может, вы, Игнац, знаете, в чем тут штука?
— Я, понимаешь, тебе не скажу, потому что сам не знаю. Но знаю, кто тебе, Яно, мог бы это открыть, если очень хочешь. А если не очень хочешь, то и связываться не стоит.
— Неужто так трудно дознаться?
— И не говори! Надо в самую страшную грозу залезть на верхушку Бабьей горы. Туда в это время сходит с облаков тучевик. Оп на все вопросы отвечает,
— Верно говорите, кум, нелегкое это дело. Но стоящее. Уж я туда заберусь. Очень мне охота знать, почему мне так не везет в хозяйстве. Ведь работаю я не меньше других, все в дом несу.
— Это правда. Работник вы что надо,— никто слова против не скажет.
— То-то и оно!
Яно Вильчек слов на ветер не бросал. Назавтра же сходил к исповеди, чтобы в любое время быть готовым в дорогу. И стал ждать.
На третий день Бабья гора затуманилась, стали тучи собираться, гром загремел. Яно Вильчек все бросил и бегом на гору! Добежал до Пролома, а гроза на убыль пошла, Бабья гора вновь открылась. Вернулся Вильчек. «Промедлил я, — думает. — Живей управляться надо».
Долго ли, коротко — снова Бабья гора затуманилась. Вильчек как раз на косьбе был. Бросил косу и, в чем был, бегом на гору! Всю дорогу бежал и поспел как раз вовремя. Только забрался на Бабью гору, тут гроза и ударила.
Поначалу никто не появлялся. Сел Вильчек на камень и стал ждать, что будет. Ветер воет, молнии сверкают, гром гремит. У Вильчека волосы дыбом на голове стоят, трясется от страха. И вдруг в глазах у него потемнело, и явился ему тучевик: седая бородища по пояс, сам в чешуе, с каждой чешуйки вода бежит. Заробел Вильчек, стоит, белый как стена, молчит, словно язык проглотил.
— Чего тебе надобно? — спрашивает тучевик. А Вильчек — ни гугу.
Видит тучевик, что Вильчек робеет, и говорит:
— Сам знаю, зачем ты пришел. Хочешь, чтобы я тебе сказал, почему тебе в хозяйстве не везет. Так?
— Так, — отвечает Вильчек.
— Подуй мне на ладонь.
Подул Вильчек, и у тучевика на ладони показалось его изображение. Посмотрел тучевик на изображение и спрашивает:
— Кто это? Узнаешь?
— Как не узнать! Это же я.
— Верно. Это ты. Похоже, человек ты чистый, честный и добрый. Ни ты, ни твоя жена не виноваты, что вам не везет. Значит, причина дальше. Подуй мне на ладонь.
Опять подул Вильчек, и показалось у тучевика на ладони изображение Вильчекова отца.
— Узнаешь этого человека?
— Узнаю. Еще бы я своего отца не узнал!
— Да. Это твой отец. И на нем греха нет. Был он человек добрый и справедливый. Подуй-ка еще раз.
Вильчек подул. Показалось изображение его деда.
— А это кто такой, знаешь?
— Знаю, дед мой.
— Правду говоришь. Это твой дед. И на нем тоже греха нет. Поищем дальше. Подуй-ка на ладонь.
Подул Вильчек еще разок, и на ладони у тучевика показалось изображение неведомого человека.
— А этого узнаешь?
— Нет, этого не узнаю.
— Уж коли на то пошло, я тебе скажу, кто это. Это твой прадед. Он причина твоего невезения. Глянь, как он насупился — все лицо перекосило. Человек он был злой, это сразу видно. Людей обманывал, обкрадывал бессовестно, чужую жизнь ни в грош не ставил, пьяница был страшный: что добудет — тут же и пропьет. Весь дом разорил. Чего же тут удивляться, что его потомству не везет, когда он должной основы не заложил!
— Стало быть, правду говорят, что грех до седьмого колена не смывается? — спрашивает Вильчек.
— А ты как думал! Соображаешь, что к чему? Если хочешь, чтобы тебе везло, то должен ты людям вернуть все, что у них твой прадед украл. Без этого не обойтись, вот и весь сказ.
— Покорнейше благодарю за совет, — поклонился Вильчек, и тучевик ушел.
Вернулся Вильчек с Бабьей горы, собрал по дому весь скарб, все, что почел за краденое, и ночью но всей деревне разбросал. Пошел утром поглядеть, где что как. лежит, а того и следа нет. Обрадовался Вильчек: ловко-де он избавился от всего, что злом мечено.
И вправду стало ему на хозяйстве помаленьку везти. И земельки прикупил, и корову, и двух, и трех. Стал забивать по две свиньи в год и на сало на чужом хлебе уже не зарился. Дом у него — полная чаша, людям он больше не завидует втихомолку, глядит всем смело в глаза.
И вот повстречался он с Феликсом Гуркой, с тем самым, с которым сено в тот раз косил да сухим хлебом давился. У того в хозяйстве ничего не поправилось. Бедовал он, горемыка. И уж так захотелось ему узнать, отчего же это куму Вильчеку везти начало. Остановил он Вильчека.
— Кум, а кум! — говорит. — По какой такой причине вам теперь везет, а мне нет? Как бедовал, так и бедую. Откройте мне секрет.
— Открою, отчего ж не открыть. Тому два года, как ходил я к тучевику на Бабью гору в самую грозу. И тучевик меня надоумил, что надобно сделать, чтобы
