— Хозяин, давай болото перепашем и засеем. Лето, примечаю, сухое будет. Вдруг да уродит земля!
Стал черт болото пахать, земля следом за плугом сохнет, как в печи. Забороновал, засеял — взошла пшеница!
Соседи, глядя, как он в грязь зерно бросает, чуть со смеху не лопались. А как собрал Бедолага осенью щедрый урожай, присмирели соседи, решили сами так же поступить.
Одним словом, разбогател Бедолага, работнику плату назначил, живет себе и в ус не дует.
На следующее лето бросились люди трясины пахать да засевать, а в хозяйстве у Бедолаги — все наоборот.
Говорит батрак хозяину:
— По всем приметам лето дождливое будет. Засеем-ка мы песчаные горушки, а соседи пусть себе в грязи копаются.
Выбрал черт горушки да пески, на которых никогда ничего не росло, вспахал, засеял. А тут как раз задождило, да так, что в низинах весь хлеб сгнил, на равнине — еле собрали, что посеяли. А на песчаных горушках стоят колосья чуть не до самого неба! Опять не знает Бедолага, куда ему зерно девать.
Тут черт и подумал: «За краюху хлеба, которую я украл, разочелся я с лихвой. Бедолага мой как сыр в масле катается, пора мне с ним прощаться, так не учинить ли ему напоследок пакость?» Говорит он хозяину:
— Глянь-ка, зерна у нас с избытком. Что теперь с ним делать станем?
— Как «что делать»? Будем есть на здоровье, нищим пожертвуем, на больницу пожертвуем, в долг дадим тем, у кого не уродило, а остаток пусть лежит себе про черный лень. Придет еще и неурожайный год.
Не понравились черту такие слова, он и толкует:
— Зерно в закромах держать — хлопот не обобраться. То его вороши, то следи, чтобы мыши не перепортили. Есть у меня одна думка, если удастся, принесет нам это дело немалую прибыль, честь и славу.
— Какое такое дело?
— Дело-то простое. Из ячменя варят люди пиво, а мы будем рожь варить да переваривать — авось что-нибудь умное и получится.
Отвечает Бедолага батраку:
— Пробуй сам, ежели хочешь. Моего ума на такое дело не достанет.
Принялся черт за работу, сделал котлы и кадки, начал тереть, мешать, кипятить, хмелю то и дело досыпает. Сварил напиток чистый, как вода, горький да крепкий, во рту от него жжет, как огнем. Заурчал черт на радостях, назвал напиток горилкой, разлил его по квартам, в рюмку валил, на стол поставил и хозяина пригласил.
Потянул Бедолага из рюмки, скривился, поперхнулся.
— Ой, горько! А жжет, будто ее сам черт варил!
Усмехнулся лукавый:
— Ничего! Чем крепче, тем охотней люди пьют. Выпей-ка еще рюмочку, не бойся, не повредит. Ведь это т же хлеб, только вареный.
Выпил Бедолага вторую рюмку, показалась она ему вовсе не такой жгучей.
— Горькая-то она, горькая, — говорит. — Да только от нее тепло по всему телу делается. Приятная вещь.
Налил черт третью:
— То ли будет, — говорит. — Давай еще по одной.
Чокнулись хозяин с батраком и одним духом по третьей выпили,
— Ей-богу, не горькая, — говорит Бедолага. — Вовсе не горькая!
— Мало сказать «не горькая», — говорит черт. — На редкость вкусная штука! Махнем-ка по четвертой!
А Бедолага уж сам рюмку подставил.
— Твое здоровье! — говорит. — И вправду на редкость вкусная. И веселит. Я словно на десять лет помолодел, кровь заиграла, ноги сами плясать просятся. Ой, не узнает меня моя баба, ой, не узнает!
— Нальем по пятой — еще веселей будет, — толкует черт.
— Оно бы и по шестой не повредило.
— Виват, горилка! — заорал хмельной черт и пустился в пляс по горнице.
— Постой-постой! — кричит Бедолага, а сам шестую себе налить силится. — Я бы тоже сплясал, да хата почему-то ходуном ходит и вверх тормашками встает.
А пьяненький черт приговаривает:
— Ой, чудится мне, что я в родном моем пекле, душа твоя у меня в кармане, а великий Люцифер, наш владыка, награждает меня сановным званием за выдумку мою, которая приведет к нам людских душ видимо-невидимо.
Тут кварта упала, разбилась, прибежала жена Бедолаги, а за ней дети, смотрят — а батька их с батраком пляшет. Начали они смеяться, первый раз сделался Бедолага для своих детей посмешищем. Жена не смеялась, она, бедная, поняла, что муж-то не в себе. А пьяных после великого веселья корчить начало, у черта изо рта черная смола потекла. Побежала женщина за цирюльником, привела его, смотрят — пьяные, где нагадили, там и рухнули. Один под лавкой спит, а другой — в свином корыте.
Проспались они, встали — головы не поднять, точно каменная.
— Не беда, — говорит черт. — Клин клином вышибают. Глотнем-ка по рюмочке.
И налил водки из жбана.
— Ой нет, я не буду, — стонет Бедолага,
— А ты одним духом со мной за компанию!
Послушался Бедолага, выпил.
— И верно! Сразу мне полегчало. Не выпить ли нам еще по единой? Зови соседей, пусть пьют- гуляют, больше меня Бедолагой не зовут!
А черту только того и надо.
— Сей миг! — говорит. — А чего дома не выпьем, корчмарю продадим.
Года не прошло, спился Бедолага и помер, землю и дом за долги продали, жена и детишки остались без хлеба, без крова, без одежки и пошли по белу свету милостыню просить да ехидные словечки про отца слушать.
С той-то поры и распространилась среди людей водка, истинный бич божий, которым люди сами себя хлещут по доброй воле. А вместе с ней приходят к людям голод и нищета. Уродует водка тело и душу хуже проказы, а тому, кто ее выдумал, тысячи душ в день приносит.
КАК ЧЕРТ МОНАХОМ БЫЛ
Пошел один мужик в лес по дрова, а жена ему хлеб на поду испекла и с собой дала. Положил мужик хлеб на пенек, а черт подкрался и унес его. Доставил хлеб в пекло, показал антихристу и говорит, что теперь-де наверняка добудет чью-нибудь душу — ведь мужики из-за хлеба непременно передерутся.
— Э-э, нет, так дело не пойдет, — ответил антихрист, собрал всех чертей, и постановили они, что виноватый должен пойти и положить хлеб туда, откуда украл, а еще в наказание быть ему семь лет в монастыре сборщиком милостыни для бедных и каяться.
Пришел черт на монастырское подворье и стал в сборщики подаяний проситься. А в монастыре как раз такого монаха не было. Приняли черта на полгода. Дали пару лошадей и телегу, стал он ездить из села в село, от пана к пану. Подают ему столько, что впору и вторую телегу просить, чтобы довезти пожертвования до монастыря.
Привезет все в монастырь, отдаст настоятелю и опять едет.
