линии[416]. Экстренную жажду горный козёл приспособился удовлетворять с помощью снега, обычную же — влагой, получаемой в достаточно сочной альпийской растительности. Суточный рацион взрослого горного козла в природных условиях — 10 (для самок) — 16 (для самцов) кг травы (результаты изучения О. В. Егоровым содержимого желудков), что даёт, по меньшей мере, 5–8 литров воды. Поэтому даже в самых засушливых районах Восточного Памира горные козлы посещают водопой лишь спорадически раз в несколько дней[417]. Совершенно нерегулярны также и посещения козлами солонцов. Естественно, что охотниками, вопреки сообщению Кашкарова, «способа охоты на сибирского козерога, основанного на подкарауливании на водопое или солонце, не практикуется, так как эти места посещаются козлами нерегулярно»[418].
Таким образом, предположение, что тешик-ташец подкарауливал козлов у водопоев, лишено оснований. Скорее уж он мог подкараулить их на горных тропах, по которым они с известным постоянством совершают свои суточные вертикальные миграции[419]. Но и в этом случае, как и при гипотезе подкарауливания у водопоя, главным остается вопрос не о том, где убивал тешик-ташец горных козлов, а о том, как он мог их убивать. Каменный мустьерский инвентарь грота Тешик-Таш абсолютно непригоден для этого. Тешик-ташец не мог ни настигнуть козлов из засады двумя- тремя прыжками но несколько метров, как могут тигр, леопард или ирбис, ни изнурить и догнать их в продолжительном преследовании по отлогим склонам, как могут волки, развивающие при этом скорость около 45 км в час[420]. Да и это всё было бы бесполезно, поскольку тешик-ташец не располагал, в отличие от хищников, никакими природными средствами контактного убоя такого крупного зверя, как горный козёл. Наличие в руках дубинки или тяжелого камня для контактного убоя, разумеется, препятствовало бы нужной скорости преследования, и без того недостижимой для него на скально-каменистом ландшафте. Столь же невозможен был и дистантный убой. Всё, что известно об осторожности и чуткости горных козлов, обладающих острыми слухом, зрением и обонянием[421], исключает предположение, чтобы тешик-ташец мог систематически подстерегать их на короткой дистанции, достаточной для умерщвления деревянным дротиком (или, допустим, каменным боласом).
Современная охота на горных козлов (без собак) состоит в том, чтобы, с помощью бинокля, скрадом или из засады оказаться от них на расстоянии ружейного выстрела, — да и это достигается с огромным трудом. Козлы обнаруживают присутствие человека за 1,5–2 км[422]. Все авторы единодушно подчёркивают особую трудность охоты на горных козлов — их чуткость; специальную роль вожаков и сторожей; быстро нарастающую осторожность, т. е. выработку соответствующих условных рефлексов в случае повторяющейся опасности. «Животные эти, едва их начинают преследовать, сразу же становятся крайне осторожными»[423] . Всё это исключает предположение, чтобы основой систематической охоты тешик-ташцев на горных козлов могло быть убийство дротиками с относительно близкой дистанции — из засады или скрадом.
Изобретательная, ищущая мысль А. П. Окладникова устремилась к иной гипотезе: к предположению, что главным способом охоты тешик-ташцев на горных козлов были облавы или загоны, в результате которых козлы разбивались при падении в пропасть и становились добычей охотников. Соблазнительность этой гипотезы состоит в том, что при таком способе охоты как будто снимается полностью или в значительной мере необходимость охотничьего оружия, и контактного, и дистантного (что соответствует состоянию техники тешик-ташца), а в качестве главного оружия выступает сам человеческий коллектив, его согласованные действия, расстановка его членов. А. П. Окладников ссылается на пример такой загонной охоты камчедалов на диких баранов, при незначительной роли в ней охотничьего оружия, хотя, правда, камчадалы, в отличие от тешик-ташцев, всё же имели лук и стрелы[424] .
С большой реалистичностью А. П. Окладников рисует условия этой охоты тешик-ташцев. «Обращенные к Мачаю стены Байсун-Тау везде пересекаются колоссальными щелями саев. Под ногами пешеходов совершенно неожиданно разверзаются грандиозные пропасти, ограниченные с обеих сторон вертикальными или наклонными стенами. Такие стены особенно отчётливо выражены как раз у грота Тешик-Таш, где они непрерывно тянутся на многие сотни метров, образуя непреодолимые даже для горного козла препятствия. Не менее важно наличие здесь многочисленных узких карнизов, которые тянутся на большой высоте над дном ущелья и нередко перекрыты сверху навесами. Такие карнизы и в настоящее время служат излюбленным убежищем для козлов-маркуров. Эти же самые карнизы — излюбленные убежища горных козлов — могли легко стать и западнёй для козлов в том случае, если охотники, одновременно занимая их противоположные концы, начинали двигаться к середине, а остальные загонщики таким же образом заранее размещались в других пунктах, преграждая козлам путь там, где они могли бы выбраться на свободу. В подобных условиях и при такой организации охотничьего промысла коллективная охота загоном на край пропасти могла быть вполне реальным способом добывания горных козлов даже и при относительно немногочисленном составе охотников, хотя бы и передвигавшихся, благодаря своему ещё не совершенному прямохождению, не так быстро и ловко, как современные горцы. Таким, очевидно, мы и должны представлять себе основной способ охоты неандертальцев из грота Тешик- Таш на исконного жителя скал — горного козла»[425].
При всём кажущемся правдоподобии этой гипотезы, она, однако, опровергается зоологическими фактами. Никто из наблюдателей горных козлов не отмечает, чтобы карнизы служили их излюбленным убежищем. Напротив, отмечается, что горные козлы выбирают место для отдыха посередине осыпей, для гарантии от внезапного нападения ирбиса или волка, или в нишах[426] , что их ночные лёжки располагаются в непосредственной близости от пастбищ — альпийских склонов и лужаек[427], дневные лёжки — в открытых возвышенных местах, откуда далеко видно по сторонам[428]. Конечно, козлы посещают и карнизы, но не в качестве убежищ, а в качестве травянистых пастбищ[429] . Если же козёл и попадает на карнизы, спасаясь от преследования, то он выбирает именно такие карнизы, на которых преследователь принуждён от него отстать, на которых неандерталец не мог продвигаться: «он уверенно и цепко пробирается по таким едва выступившим горным карнизам, вспугивая их обитателей, скалистых голубей и галок, по которым не пройти ни одному животному, и редко-редко когда у него из-под ног сорвётся маленький камешек и покатится вниз…»[430]
Однако суть вопроса состоит в том, как вообще могли тешик-ташцы заставить горных козлов бросаться в пропасть и разбиваться насмерть. Прежде всего, обращает на себя внимание некорректность аналогии с охотой на диких баранов, если те, действительно, и бросаются с обрыва: бараны (так же, как лошади, олени, мамонты и другие крупные млекопитающие, на которых, как предполагают, первобытные люди могли подобным образом охотиться) не специализированы на скальном образе жизни. Дикие бараны обитают на пологих горных склонах, равнинах, и, оказавшись на краю обрыва или пропасти, могут погибнуть, не имея ни соответствующих инстинктов, ни морфологической приспособленности для такой ситуации. Часть исследования О. В. Егорова посвящена ценному сравнительно-морфологическому изучению сибирского горного козла и дикого барана архара. Все их морфологические различия, как оказывается, связаны с приспособленностью первого к обитанию в скалах и к спасению от опасности путём прыжков; второго — к обитанию на склонах и равнине и спасению от опасности путём бега[431].
Это сравнение можно рассмотреть с морфологической и физиологической точек зрения, в частности, физиологии высшей нервной деятельности. Что означает с физиологической точки зрения неоднократно описанное в зоологической литературе изумительное мастерство горных козлов в прыжках со скал и по скалам? Неисчислимое количество поколений горных козлов выработало в борьбе за существование это приспособление к условиям высокогорного скального ландшафта. Прыжки горных козлов, ловкость их передвижения по самым неприступным кручам поражают всех наблюдателей. Ещё Брэм, давая красочное описание изумительной точности и уверенности прыжков козерога по скалам, отмечал, что «играя он носится с утёса на утёс и без колебаний бросается вниз со значительной высоты»[432]. С. Алфераки образно описывал, как буквально проваливается в утёсистое ущелье вспугнутое стадо горных козлов: «подъедешь, посмотришь в то место, куда исчезло стадо — и глазам не
