сентиментальные чувства. Ты, уже давным-давно не думающая ни о ком из прошлого, позволишь, чтобы дурной сон запугал тебя, как маленькую девчонку? Возвращайся в комнату – там не будет слышно этих глупых пересудов соседок и воображаемых голосов. В комнате тебя никто не дожидается, кроме Гарибальди. Нет никакого шествия призраков, все это неправда. Тебе просто показалось, что произошедшее во время сиесты было преамбулой смерти, процессией теней, посланных сопровождать тебя в последнем путешествии. Ты так мало значишь теперь, что никто не придет за тобой, чтобы сопровождать из этого мира в иной».
«[…] К тому же, мадам Ассунта, поймите: дело намного серьезнее, чем кажется. Голуби – все равно что крысы, я вам уже говорила. Даже хуже, я читала об этом в «Нис Матен». Так вот, знайте: их помет не только разрушает камни, но и источает ядовитые вещества – говорят, галюциногенные…».
Я улыбаюсь: снаружи жизнь со всей ее глупостью, а внутри… Внутри никого нет, не бойся, Лина, войди в свою комнату. Кого ты боишься встретить? Твоя грустная комната так же пуста, как и всегда, тебя уже никто не посещает, как в былые времена. Возможно… Но сегодня странный день, и я предпочитаю мерзнуть на балконе, чем зайти внутрь. Что там за бормотание и шорох? Гарибальди, скажи мне, что в комнате никого нет, кроме тебя, что это шорох твоих крыльев, а не голос женщины, которая умерла, кормя голубей в парке Монте-Карло, – так же, как я сейчас.
«Если спишь с буржуа, ты всего лишь шлюха, не так ли?»
– Это ты, Мими? Я не ошибаюсь?
– Ты не ошибаешься, дорогая,
Теперь я понимаю. Если это еще один призрак, задержавшийся после сиесты, то, несомненно, это Эмильена д'Алансон, иначе говоря – Мими. Она всегда просила о какой-либо услуге: одолжи мне шарф из перьев, дай мне свои перчатки… Она была беззаботна и легкомысленна, как эти голуби. Хорошо, я войду. Мими меня не пугает, может даже, она составит мне неплохую компанию. Она всегда была веселой и простодушной девушкой. Я решаю встать, но, прежде чем войти в комнату, засомневавшись, заглядываю внутрь, прячась за занавеской. Внезапно до моего сознания доходит, что я слышала вовсе не веселый голос Эмильены д'Алансон, а какой-то другой, совершенно незнакомый – голос старухи.
Тогда я начинаю думать, что все мои страхи ненапрасны. Видимо, вереница призраков появляется не только во сне, но и когда я бодрствую, к тому же они приходят ко мне не такими, какими были в годы славы, а в возрасте, близком к смерти… Разве эта старуха, закутавшаяся в старую кашемировую шаль, – не Эмильена д'Алансон, соперница моей славы? Клянусь, это она – только не та красавица, какой я знала ее, а опустившаяся, больная… мертвая. Боже мой! Трудно выносить призраков времен славы, но видеть тех, что являются в облике старости и нищеты, – слишком жестокое испытание для такой старухи, как я. Я уже давно смирилась – как это ни обидно – с тем, что я никто, и мне почти удалось не волноваться, когда меня настигают воспоминания. Я не ожидала подобного наказания. Неужели это расплата за грешную жизнь, что мертвые являются ко мне и заставляют вспоминать их?
Я предпочла бы не уходить с балкона, но, оставаясь здесь, я не только буду объектом пересудов соседок, но и рискую простудиться. Кто бы мог подумать: Белла Отеро вынуждена сидеть на балконе, не в силах вернуться в комнату из страха перед призраком… Но этот голос – всего лишь плод больного воображения, я отказываюсь верить, что меня и в самом деле посещают мертвецы.
«[…] Вредные вещества от помета этих грязных птиц, клянусь вам, мадам Перно, это правда, я читала об этом в «Нис Матен». Это научно доказано. Верно я говорю, мадам Готье?»
Чушь. Что бы ни говорила эта невежественная соседка, глупо пытаться обмануть себя. Я знаю, что визит Мими не бред, а еще одно воспоминание. Вернее сказать, даже не воспоминание – им я всегда умела противостоять – это что-то другое, более тревожное. Я не знакома с этой дряхлой старухой, которая ждет меня в комнате. Я знала лишь Эмильену д'Алансон, очаровательно легкомысленную девушку, носившую монокль и умевшую заставить поклонников раскошелиться. Что нужно от меня этой старухе?
Скажи мне, Гарибальди, глупая птичка, что это твой щебет я принимаю за человеческий голос, что никого нет, кроме тебя, в комнате.
Наконец я решаюсь заглянуть внутрь – и действительно вижу ее. Это на самом деле Эмильена, но я едва ли узнала бы ее, увидев на улице. «Почему ты явилась в таком жалком виде, Мими? Я думала, вы, призраки, можете выбирать, в каком облике возвращаться в мир живых. К чему этот убогий вид?» И потом, не дожидаясь ответа, который, как я чувствую, мне лучше не слышать, я говорю, пытаясь придать голосу светский тон: «Мне сказали, что тебя нашли мертвой на скамейке в парке несколько лет назад, Мими. Это было неподалеку отсюда, в Монте-Карло, если мне не изменяет память. Потом я услышала об этом по радио и очень расстроилась… Но я не смогла приехать к тебе на похороны, дорогая. Ты должна простить меня, в тот день у меня были гости, и сегодня я тоже не могу тебя принять – жду визита. Это правда, клянусь тебе, ко мне. Придет настоящий гость у меня до сих пор остались друзья. Тебе лучше уйти. Ты же не хочешь предстать перед гостем в таком виде? Ты уйдешь, пообещай мне, что уйдешь».
Больше невозможно обманывать себя… Столько визитеров – и вовсе не из плоти и крови – в один день Сначала воспоминания детства, потом Джургенс, за ним Альберт, первый из моих коронованных любовников· после него – старик Кун, а теперь эта жалкая тень Мими д'Алансон. Бесполезно притворяться: это приближение смерти, Лина. Ведь говорят, что во время агонии перед человеком стремительно проносится вся жизнь, как на кинематографической ленте. Ты умираешь – ведь ты давно этого желала, разве не так? Это правда, но боюсь, что даже в этом мне не повезет. Прекрасно известно, что из этого мира так просто не уйдешь. Мои воспоминания не будут поверхностными и быстрыми, как у обычных людей: девяносто семь лет жизни обернутся долгой и мучительной чередой визитов, бесконечными раскаяниями, промахами и удачами, вспоминать о которых тяжелее, чем об ошибках или пороках. Всех ли своих любовников я увижу? Все ли губы, которые целовала? Придут ли мои враги? Придут ли друзья и просто знакомые? Невозможно… Это будет слишком длинная процессия…
И вот она передо мной – красавица Мими, озорница Мими. Ее появление так неожиданно и странно, но я не понимаю, почему она явилась в таком виде? Я не знала ее дряхлой старухой-опиоманкой, в которую она превратилась в последние годы жизни. Это несправедливо: незнакомая старуха никогда не была частью моей жизни, но ее появление похоже на предзнаменование. Уходи, Эмильена, я не знаю тебя.
Но старуха опять закутывается в шаль и бесцеремонно садится на мою кровать. Опиум и абсент сделали тусклыми ее некогда выразительные глаза. Должно быть, ужасно превратиться из малышки Мими, любовницы короля Бельгии Леопольда и Эдуарда VII, в старуху и умереть на скамейке в парке.
«[…] Память… Понимаете, мадам Перно? (Опять вклиниваются голоса моих соседок; толстуха, сидящая слева, шлепнула себя по ляжке и показала пальцем Робеспьера на мой балкон.) Эта женщина добивается, чтобы ее помнили, она хочет оставить свой след в мире. Поверьте мне, все старые куртизанки так себя ведут. Они не могут смириться с тем, что их забыли, уж я-то знаю, читала об этом в «Нана». Прекрасный роман, я много плакала, когда его читала. Смотрите, на самом деле все очень просто: сейчас, когда старой Отеро осталось недолго жить, она решила запачкать весь дом голубиным пометом, чтобы оставить хоть такую память о своем бренном существовании. Ах, вы считаете это бреднями? Вы не прочли ни одной книги за всю жизнь – за всю жизнь! – мадам Готье, и ничего не смыслите в человеческой психологии. Но запомните мои слова: когда умрет эта напыщенная старуха, голуби все равно будут прилетать – это станет местью и ее наследством. Уверяю вас, мадам, у птиц есть свои привычки. Эти
