нибудь?
- Опросил, - с готовностью закивал Галдяй. - Это… соседей… и слева, и справа, и протчих, и это… еще прохожих, вот…
По тому, как торопливо перечислял подьячий, по его бегающим глазам, Иван тут же понял - врет. Никого он не опрашивал, ну, разве что совсем случайных прохожих.
- И что видоки показали?
- Это… Показали, что сгорели все.
- Ну, ясно, - хмыкнул Иван. - А поподробнее?
- Что хозяин сгоревший - парсуны любил рисовать, а слуга его, старый - человек хороший, а вот молодой, Телеша, к мальцу одному приставал прегнусно…
- Что за малец?
- Да, как звать, не упомню. Белоголовый такой… Во! Их матушке государь пять рублев пожаловал, на избу.
- Ага… Больше ничего не проведал?
Галдяй опустил глаза:
- Ничего.
- Что ж… Хоть что-то.
Подьячий приподнялся с лавки:
- Так я это… пойду?
- Иди. Чего зря сидеть-то?
- Ну, тогда прощевайте, до завтрева, - низко поклонившись, Галдяй вышел.
Митрий покачал головой:
- Вот, тоже, деятель. Однако где же Прохор? - Он подошел к окну и неожиданно рассмеялся: - Эвон! Идет, кажется…
Заскрипев петлями, приоткрылась дверь, и в горницу заглянул… нет, не Прохор, а давешний незадачливый подьячий.
- Чего тебе? - зыркнул на него Митька. - Потерял что?
- Не… Я вот это… дополнить…
- Ну, входи, коль что решил, - пригласил Иван. - Рассказывай.
- Эвон… - Галдяй суетливо вытащил из поясной сумы завернутый в грязную тряпицу черепок. - На пожарище отыскал. Таких там во множестве.
- Ну, отыскал так отыскал. Все?
- Все, господине. Пойду я.
- Иди, - кивнув, Иван перебросил черепок Митьке. - Что скажешь?
Митрий внимательно осмотрел осколок, понюхал, даже на язык попробовал:
- Кажется, маслом каким-то пахнет. А вообще, кувшин-то был приметный - эвон, лоза виноградная. Явно не у нас в мастерских слеплен. Сходить завтра на рынок, узнать?
- Сходи, - отмахнулся Иван. - Зря, конечно, прогуляешься - что нам с этого черепка? Но, помнишь, Ртищев учил вникать в любую, даже самую, казалось бы, никчемную мелочь?
- Да помню, - Митрий завернул осколок в тряпицу. - Потому и спрашивал.
Прохор явился почти сразу после ушедшего подьячего, наверное, они даже встретились по пути. Зашел, остановился с ухмылкой у двери. Митька с Иваном разом вскинули головы:
- Ну, что?
- Да ничего хорошего, - пожав плечами, отозвался парнище. - Мертвяков-то уже на погост отвезли, зарыли.
- Жаль, - искренне огорчился Иван. - Хорошо, хоть приставы из пожарной чети осмотреть успели.
- Вот-вот, - Прохор согласно закивал. - И я говорю - приставы.
Он обернулся к приоткрытой двери и громко позвал:
- Никифор! Никифор! Ты пришел уже?
- Да тут, - послышался чей-то глуховатый голос.
- Так что стоишь? Заходи.
За дверью откашлялись, и в горницу вошел высокий нескладный мужик с горбатым носом и узкой бородкой. Мужик был одет в длинный красный кафтан, подпоясанный желтым шелковым поясом, и юфтевые сапоги с низенькими каблуками.
- Пожарной чети Земского двора пристав Никифор Онисимов, - поклонясь, отрекомендовался вошедший.
Иван засмеялся:
- Да знаем, знаем, что Никифор, чего кланяешься?
- Да так, - пожарный чуть смущенно пожал плечами. - Привык.
- Садись, вон, на лавку, рассказывай.
- О чем?
- Как это - о чем? - ухмыльнулся Прохор. - О том, что и мне - о мертвяках.
Пристав уселся на лавку и, помяв в руках шапку, почему-то вздохнул:
- Ну, значит, о мертвяках… Как я понимаю - тех, что с Покровской?
- О них, о них.
- Значит, так, - Никифор сосредоточенно покрутил усы. - Всего мертвяков в сгоревших хоромах обнаружено трое, все обгорелые до неузнавания. Двое тел - взрослых, уже сложившихся, и один - отрок. У взрослых во лбах - дырки, аккурат посередине…
- Ну, это мы слышали. Пули.
Пристав кивнул:
- Совершенно верно - пистоль. Для пищали отверстия слишком малы… Хотя, если подумать… точно- то трудно определить - сильно уж обгорели.
- Ладно, хватит о дырках. Лучше о мертвяках.
Никифор почесал за ухом:
- Да что про них скажешь? Мертвяки - мертвяки и есть, царствие им небесное.
Вслед за пожарным все разом перекрестились на висевшую в углу икону Николая Угодника.
- И все же? - настойчиво переспросил Иван.
Сидевший за дальним столом Митрий с любопытством подался вперед. А вот Прохора ничто, казалось, не трогало, - скрестив на груди руки, он стоял, привалившись широкими плечами к стене, и загадочно улыбался. Впрочем, приятели на него сейчас особо-то и не смотрели - все их взгляды были прикованы к приставу. А тот вдруг посмотрел как раз на Прохора, вопросительно эдак посмотрел - что, мол, еще говорить-то?
- Об отроке давай, - махнул рукою силач. - То, что мне начал рассказывать.
- Ага, об отроке, - Никифор тряхнул головой. - У отрока - ну, мертвяка обожженного - дырки в голове не было. А вот грудина - рассечена, словно бы кто ножом ударил под сердце - я ребра-то пощупал: пробиты. Вот ироды… Небольшой такой отрок… лет десяти.
- Что-о?! - Иван с Митрием удивленно переглянулись. - Десяти лет, говоришь? А Телеше - на вид лет четырнадцать-пятнадцать. Ты, Никифор, ничего не перепутал часом?
- Да что мне, в первый раз, что ли? - обиделся пристав. - Нешто десятилетнего с пятнадцатилетним спутаю? Там костяки отличаются сильно. Точно - лет десять, может, даже девять.
Митька присвистнул:
- Ну, дела-а-а…
А Иван пристально посмотрел на Прохора - уж слишком многозначительно тот улыбался:
- Ну?
- Я ведь походил по дворам, - словно бы нехотя пояснил тот. - С ребятишками поболтал - не побрезговал, с дворовыми людьми, с прочими… В общем, вечером, как раз перед пожаром, у бабы одной парнишка пропал. Тут у них дедко живет рядом - она-то и подумала, мол, к дедке убег. Ан, нет, не к дедке. И
