Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной

Ты показала мне Ангела. Много
фресок я видел. Но кроток и ласков
этот на диво. Как быть одиноко
столь долгокрылым и столь большеглазым.

Слабым движеньем руки грациозной
ты обращала Тамар[25] венценосной
давнее время во время живое.
И недомыслию тайна открылась:
та болшеглазость и та долгокрылость
не одинока. Вас, белых, здесь двое.

Ты была схожа с восходом в первейший
день мирозданья и свет излучала.
Теплился скромно двойник твой померкший
он — повторенье, а ты — изначальна.

Ангелов — два, и один недостойный
их созерцатель. Я был снегопадом
света осыпан, и слышался стройный
грохот Куры[26], протекающей рядом.

«Я видел с выси сумрачные свитки…»

Я видел с выси сумрачные свитки
истории: все бедствия, и вихри,
и реки крови. Как в отверстой книге
величье родины я прочитал не в них ли?

Не знает мха отвес скалы Дарьяльской[27],
не иссякает жизнь лозы дарящей…
Вершинам гор неведома тщета,
и лишь Эльбрусу[28] впору и по росту
постичь людей высокую породу,
из коих тот, кого зовут Шота.

НА РАССВЕТЕ ПРИХОДИТ МОЛОЧНИЦА

Ко мне на рассвете приходит молочница,
трезвонит Кура золотыми бубенчиками,
О, что за нашествие, что за паломничество
с дарами обещанными и не обещанными.

По Картли[29], по морю его изумрудному
ткемали[30] летят паруса белоснежные,
и Пиросмани [31]в духане зарю мою
тоже встречает, и, всмотримся ежели,
птицу увидим, что им нарисована.
В небе — фиалок нависшие заросли.
Сколько даров! Принимаю их снова я
в сердце, принявшее дар лучезарности.

Кто-нибудь, здравствуй, иди и гляди со мной:
в утреннем облаке — ласточек росчерки.
Как я люблю этот город единственный.
Сколько в корнях его силы и прочности!

Симон Чиковани[32]

МОРСКАЯ РАКОВИНА

Я, как Шекспир[33], доверюсь монологу
в честь раковины, найденной в земле.
Ты послужила морю молодому,
теперь верни его звучанье мне.

Нет, древний череп я не взял бы в руки
В нём знак печали, вечной и мирской.