Как иноземная царевна,Казало странные черты,И пахли горько и целебноИм оброненные цветы.Его плодов румяный сахарЯ собирал между ветвей.Оно смеялось — добрый знахарьТой детской радости моей.И всё затем, чтоб днем печальнымСмотреть немея, не дыша,Как в легком выдохе прощальномВозносится его душа.И — всё охвачено верченьем,Круженьем, и в глазах темно.Как будто в небе предвечернем,В саду моём красным-красно.Сиротства огненный оттенокЛожится на лицо и грудь,Обозначается на стенахВ кирпич окрашенная грусть.Я сам, как дерево седое,Внутри оранжевой каймы,Над пламенем и над водоюСтою в предчувствии зимы.
1915
МЕРИ
Венчалась Мери в ночь дождей,И в ночь дождей я проклял Мери.Не мог я отворить дверей,Восставших между мной и ей,И я поцеловал те двери.Я знал — там упадают ниц,Колечком палец награждают.Послушай! Так кольцуют птиц!Рабынь так рабством утруждают!Но я забыл твое лицо!Твой профиль нежный, твой дикарский,Должно быть, тёмен, как крыльцоНенастною порой декабрьской?И ты, должно быть, на видуТолпы заботливой и празднойПроносишь белую фату,Как будто траур безобразный?Не хорони меня! Я жив!Я счастлив! Я любим судьбою!Как запах приторен, как лживВсех роз твоих… Но Бог с тобою.Не ведал я, что говорю, —Уже рукою обрученнойИ головою обреченнойОна склонилась к алтарю.И не было на них суда —На две руки, летящих мимо…О, как я молод был тогда.Как стар теперь.Я шел средь дыма,Вкруг дома твоего плутал,Во всякой сомневался вере.Сто лет прошло. И, как платан[4],Стою теперь.Кто знает, Мери,Зачем мне показалось вдруг,Что нищий я? И в эту осень