Верил: гроза, закусив удила,с алым закатом схватилась в овраге.Я — ни при чем, и одежда бела.Кто убиенного слышал ребенкакрик поднебесный, — тот проклят иль мертв.Больно ль, когда опьяневшая бойняпьет свой багровый и приторный мёд?Я не поддался двуликому ветру.Вот я — в рубахе, невинной, как снег.Ну, а душа? Ее новому цветунет ни прощенья, ни имени нет.Было, убито, прошло, миновало.Сломаны — но расцвели дерева…Что расплывается грязно и алов черной ночи моего существа?
2. ЕДИНСТВЕННЫЙ СВЕТ
Глядит из бездны прежней жизни остов.Потоки крови пестуют ладью.Но ждет меня обетованный остров,чьи суть и имя: я тебя люблю.Лишь я — его властитель и географ,знаток его лазури и тепла.Там — я спасен. Там — я Святой Георгий [101],поправший змия. Я люблю тебя.Среди растленья, гибели и блудасмешна лишь мысль, что губы знали смех.Но свет души, каким тебя люблю я,в былую прелесть красит белый свет.Ночь непроглядна, непомерна стужа.Куда мне плыть — не ведомо рулю.Но в темноте победно и насущновстает сиянье: я тебя люблю.Лишь этот луч хранит меня от бедствий,и жизнь темна, да не вполне темна.Меж обреченной плотью и меж безднойесть дух живучий: я люблю тебя.Так я плыву с ослепшими очами.И я еще вдохну и пригублюзаветный остров, где уже в началегрядущий день и я тебя люблю.
Вот я смотрю на косы твои грузные,Как падают, как вьются тяжело…О, если б ты была царицей Грузии, —О, как тебе бы это подошло!О, как бы подошло тебе приказывать! —Недаром твои помыслы чисты:Ты говоришь — и города прекрасногоВ пустыне намечаются черты!Вот ты выходишь в бархате лиловом,Печальная и бледная слегка,И, умудренные твоим прощальным словом,К победе устремляются войска.Хатгайский шелк пошел бы твоей коже.О, как бы этот шелк тебе пошел.