проводница.
— Будем, — хором ответило всё купе.
— Столик освобождайте, сейчас принесу.
— Красавица, давай я помогу, — тут же вскочил Николай.
— Какой шустрый. Где зубы-то потерял? — улыбаясь, спросила проводница.
— В неравном бою с превосходящими силами противника! — под общий хохот отрапортовал он.
— Ну, если в бою, тогда пойдём, поможешь, — ответила проводница.
Сияющий Николай, оправив гимнастёрку, состроив всем оставшимся гримасу, поспешил за стройной фигурой.
— Во дает, на ходу подмётки режет, — сказал кто-то с верхней полки. — Двигайся, братва, я тоже чаю хочу. Во так вот, давай знакомиться. — Спустившись с полки, крепкого телосложения старшина представился: — Старшина Приходько, Вячеслав Алексеевич, артиллерия.
— Видим, что артиллерия, — глянув на петлицы, ответил Костя и в свою очередь представился: — Константин. А тот, что за «чаем» рванул, — Николай.
— Ну что, пехота, куда путь держим?
Костя внимательно посмотрел на артиллериста:
— А вы куда?
— Я домой, в Омск. После госпиталя на неделю, и назад в часть, во так вот. Командир полка отпустил, за танки.
— За танки?
— Ага, за танки, пять штук подбил, вот в госпитале командир и говорит: к ордену тебя представлю. А я ему говорю: на хрена мне орден, домой на неделю отпустите, то мне дороже ордена будет. Замполит сказал, что я дурак, а командир взял да отпустил. Вот еду.
В это время в купе принесли чай. Старшина, взяв за руку лежащего на верхней полке военного, стал его трясти.
— Хорош спать, земляк, вставай, чай пить будем.
Тот отмахнулся и, перевернувшись на другой бок, продолжил сон.
— Во даёт мужик, целыми днями дрыхнет. За трое суток даже не познакомились. — Махнув рукой, старшина уселся за столик.
Николай, поставив стаканы, хотел было тоже сесть, но строгий голос проводницы сорвал его с места:
— Хорош, ничего себе, решил помочь, так помогай!
— Во попал, мужики! — счастливым шёпотом сказал Николай. Выскользнул из купе в коридор и там уже громко: — Иду, Ирочка, иду!
— Ну даёт, уже Ирочка! Не знал, что он такой бабник, — сказал Костя.
— А вы что, давно знакомы?
— С детства, с одной деревни мы, вместе призваны, вместе на службу едем, в одну часть.
— Это хорошо, когда земляк рядом. Легче как-то служить, да и воевать. Убьют или ещё что, свой хоть потом рассказать сможет, если сам жив останется. Всё легче.
— Ты расскажи лучше про танки, как это ты их, пять штук?
— А так, вёрст семь тащили «сорокопятки» на руках через болото, две уцелевшие. Выходили из окружения под Смоленском. Устали как собаки, руки-ноги трясутся, то ли от холода, промокли все, то ли от страха. Терпеть не могу, когда под ногами трясина, когда камыши над головой смыкаются, а под тобой жижа смрадом булькает. Только вышли к опушке леса, а они, во так вот, и нарисовались. Красиво так, во так вот, идут, пехота на броне с автоматами, во так вот. В общем, комполка подполз к нам и говорит: «Ребятки, выручайте. Если немец до моста через реку дойдёт и его оседлает, нам не вырваться». Днепр там, во так вот, речка неширокая, но глубокая, и берега болотистые. Ну, развернули мы пушки, снарядов по десятку осталось на орудие, и вжарили по ним прямой наводкой, во так вот. В общем, пять зажгли, остальные задний ход дали, не ожидали они. Ну а полк тем временем к мосту. Успели, ушли на тот берег и мост рванули. Пушки жалко. Пришлось бросить. Из всего расчёта только я живой, все там, на опушке, остались. Меня уже на мосту осколком зацепило, вынесли, во так вот.
— Ты чай-то пей, остынет. — Костя подвинул стакан старшине. Приходько взял стакан, и Николай увидел, как мелко трясётся его рука. — Да, старшина, водки бы тебе сейчас.
— Не, водку после победы пить будем, водка голову дурит, а немца на свежую голову бить надо. А то, что рука дрожит, это пройдёт, нерв задет, врачи сказали, пройдёт со временем. Пойдём, Костя, покурим.
Они вышли в тамбур и долго курили у открытого окна.
— А мы с Колькой до фронта ещё не успели добраться, — как бы извиняясь, сказал Костя.
— Ничего, ещё навоюетесь. Этой войны всем хватит досыта, хлебать да хлебать ещё лиха, во так вот.
Когда они вернулись, в купе уже сидел Николай.
— Где вы пропали? — спросил он.
— Мы-то нигде не пропали, это тебя надо спросить, где ты пропадал?
— Чё, не видели, помогал проводнице, — ответил Николай, отхлёбывая из стакана холодный чай.
— Что, Коля, она тебя даже чаем не напоила?
— Некогда было чаи распивать, — ответил Николай, налившись краской. — Говорю, помогал с посудой там, с бельём…
— Ну-ну, с бельём, говоришь, а чё краснеешь-то? — подковырнул его Костя.
— Да ну, чего пристал, ну, потискал слегка девку, и всего-то. Те чё, завидно?
— Да ладно, Коль, не обижайся, — видя, что Николай начал злиться, сказал Костя. — Эх, мне бы сейчас в деревню, к своей под бочок подкатиться, неделю бы из кровати не вылазил…
— Да, хорошо сейчас у нас, — подхватил Николай, довольный, что изменилась тема разговора.
— Это где? — спросил старшина.
— На Енисее, деревушка небольшая, таёжная, одни рыбаки да охотники потомственные в ней живут. Зимой охота, летом рыбная страда, да на Енисее подрабатывают, кто на пароходы нанимается, кто на баржи. Мой отец всю жизнь лоцманом по Енисею ходил и сейчас наверняка на реку бы вернулся, если бы жив был… — Николай, сжав челюсти, замолчал и отвернулся к окну.
Костя, положив руку на плечо Николая, продолжил:
— Убил один гад беглый и отца, и мать его, убил и дом поджёг, думал, этим следы заметёт. Да не вышло, установили органы личность, в розыске теперь. Его портрет участковый показывал, из Москвы по запросу пришёл. Такая рожа мерзкая, уголовник по кличке Остап.
— Ничё, земля, она круглая, я этого гада под землёй искать буду, а найду и в землю живьём вкопаю. Вот только война…
— Да, мужики, война, — задумчиво и горестно проговорил старшина. — Ладно, отбой.
Когда все уснули, Николай тихо вышел из купе.
«Как же легавые меня нашли? — лихорадочно думал Остап, обшаривая карманы своего начальника. — Ага, вот они, ключики. Теперь этого придурка заховать надо, чтоб не сразу нашли. Вот сюда, под крыльцо, самое место. — Остап подтащил и кое-как затолкал туда труп. — Плохой, плохой сегодня день», — думал Остап, пристраивая оторванные доски. Он с утра чувствовал какую-то тревогу, спал плохо, снилась ерунда всякая. То он в лагере в запретку попал и выбраться из неё не может, а за ним овчарки, вот-вот рвать начнут. То в тайге, опять один, на реке той злосчастной, лягушек жрал. Проснулся в поту холодном. Отправил Василя в контору. Документы должен был выправить для них начальник, перед этим привозил его Василь в этот дом. Показал Остап ему сарайчик с добром. Договорились, начальник им документы проездные и командировочные до Иркутска, а содержимое сарайчика ему. Вот и прилетел начальничек, да только с вестью недоброй. Документы он сделал, только не понимал, что теперь уже он не нужен был Остапу. А то, что менты по Остапову душу приходили, вообще зря сказал, этой вестью он себя сразу из списка живых вычеркнул. За Василя спокоен был Остап, а вот этого пришлось убрать. На всякий
