ничего не может сделать этой крылатой смерти. С каким упоением он помчался бы сейчас ей навстречу и ударился грудью об нее, чтобы защитить, спасти товарищей!
Иванов тщательнейшим образом протирал снаряд. Он знал, что сейчас, через какой-то миг, раздастся последний выстрел и больше снарядов не понадобится: или Кешка собьет «лапотника», или «лапотник» накроет бомбами их, и все же он старался ни одной соринки не оставить на гладком прогонистом теле снаряда. Недалеко виднелась щель, узкая и глубокая. Иванов не глядел на нее, а тер и тер снаряд. Это было все, что он мог сделать сейчас для того, чтобы свою уверенность, силу передать другу и хоть чем-то помочь ему в эту страшную минуту. Пусть Кешка Степанов не видит его, занятый своим делом, но Кешка не может не почувствовать, что друг рядом, что он спокоен и готов разделить с ним его судьбу.
Последний, четвертый «юнкерс» вел знаменитый фашистский летчик. На его счету было немало снесенных переправ, взорванных эшелонов, разбитых батарей. Остзейский барон, потомок крестоносцев и рыцарь Железного креста с дубовыми листьями. Воинское счастье еще ни разу не изменяло ему. С тупоумной искренностью он считал себя сверхчеловеком, его уверенность в недосягаемом превосходстве над «низшими расами» и особенно хорошая машина до сего времени спасали его. Ко всему этот краснолицый рыжеусый пруссак был хитрым убийцей. Он нашел угол пикирования, при котором, по его расчетам, в него нельзя было попасть людям, деморализованным его ревущей, отвесно падающей на них машиной.
Лейтенант Степанов разгадал хитрость фашиста, как разгадывал хитрость зверя в сибирской тайге. И устрашающая машина, сама выходившая из пикирования, как только летчик сбрасывал бомбы, разлетелась на тысячи кусков от меткого выстрела русского солдата. В синем небе ветер уносил на запад смрадное облако.
Лейтенант Степанов еще несколько секунд глядел в прицельную трубку, слушая, как, жужжа, летят и шлепаются о землю остатки машины. Выпрямился, откинул рукой волосы со лба. Подал команду: «Отбо- ой!» — и спрыгнул на землю. Увидав Иванова, он прищурился, глаза его радостно блеснули.
— Не может быть! Ванятка! Откуда ты?
— Ну, командир! Я у него в расчете работаю, а он еще спрашивает!..
Они обнялись.
Лейтенант Степанов сказал:
— Ну спасибо, вовремя зашли!
— Совсем случайно. «Языка» отводили в дивизию, а тут почтальон говорит: «Твой Степанов вон на горке». Дай, думаю, зайдем… Устал? На закури, из дому на той неделе получил. Кури, ребята! Табак — мухи дохнут.
Никто не улыбнулся шутке. Ложкин перевязывал раненого. Солдаты пили воду прямо из двадцатилитровой канистры, обливая грудь, и садились на станины пушки усталые, присмиревшие, как наигравшиеся дети.
II
Николай Леонов
ПРИСТУПАЮ К ЗАДЕРЖАНИЮ
Глава первая. Шифротелеграмма
«Москва. Уголовный розыск.
Готовы встрече. Подтвердите вылет знакомого».
Глава вторая. Приезд
Казаков сбежал по трапу самолета, остановился и медленно, с хрустом потянулся. Ему хотелось петь, кричать, танцевать. Он едва удержался, чтобы не пуститься в пляс прямо здесь, на шероховатых плитах аэродрома.
— Можешь ты хоть в отпуске не суетиться? — услышал он мужской недовольный голос.
— Витенька, скорее, опять мы будем последними, — причитала маленькая женщина, которая одной рукой тянула говорившего за рукав, а другой прижимала к груди многочисленные свертки.
Казаков сочувственно посмотрел на мужчину, по-мальчишески поддал ногой маленький камешек и, засунув руки в карманы брюк, неторопливо пошел к зданию аэровокзала.
Пусть только две недели, но он будет отдыхать, как ему хочется. Казаков получил чемоданы и, насвистывая привязавшуюся еще в Москве мелодию, вышел на площадь.
Он смотрел на своих суматошных попутчиков, которые дружно осаждали несколько такси. Водители стояли около машин, оценивающе разглядывая претендентов. Потом, видимо, сторговавшись, лениво обходили машину и открывали багажник. Отпускники запихивали вещи и рассаживались сами. Наконец последняя машина, грузно осев на рессоры, умчала свою добычу от аэровокзала. Казаков равнодушно посмотрел ей вслед. Начинать отпуск с пошлой схватки за место в тесной машине не хотелось.
Он подхватил чемоданы и зашагал в ресторан.
При входе в здание аэровокзала целовались две девушки.
— Вот и увиделись, Оленька! — услышал Казаков восторженный возглас.
Девушки сделали по шагу назад, окинули друг друга взглядами, быстрыми движениями поправляя прически.
— Ой, я тебя измазала! — Маленькая толстушка в голубом кителе Аэрофлота всплеснула руками и, приподнявшись на носках, стала тереть щеку подруге.
— Дико извиняюсь за нарушенный интим, — растягивая слова, сказал Казаков. — Но мне необходимо…
Подруги повернулись, как по команде, презрительно фыркнули и, не выслушав, что именно ему необходимо, перебивая друг друга междометиями, вошли в ресторан, поспешили в угол зала, где сидели четверо мужчин. Крепкие парни расстегивали форменные кители и бросали фуражки на стол с таким видом, будто пришли из Москвы пешком.
— Накормлю же я вас, ребята, — сказала одна из девушек, ловко поправляя скатерть и расставляя приборы. — Шашлык не берите…
Продолжения разговора Казаков не слышал, так как официантка нагнулась, и обсуждение меню продолжалось вполголоса. Ее подруга пересадила мужчин по своему усмотрению и уселась сама,
