Прилепин 3. Леонид Леонов. «Игра его была огромна»
ОТ АВТОРА
Леонид Максимович Леонов — мир непомерный.
Путешествовать в этом мире надлежит с богатым запасом сил, с долгой волей и спокойным сердцем. С пониманием того, что он полноправно граничит с иными мирами мировой культуры.
Принимаясь за свой труд, мы знали, что наше путешествие в мире Леонова лишь началось. И едва ли даже путь длиною в жизнь позволит пройтись хотя бы раз каждой тайной тропой.
Тем более что нам памятны уже пройденные места в этом мире, куда так хочется возвращаться из раза в раз. Там пришлось пережить минуты, быть может, наивысшего счастья читателя и слушателя. Там замирало сердце от внезапной высоты и от пугающей глубины.
Вот несколько наименований тех мест, что отозвались радостью или прозрением.
Повесть «Evgenia Ivanovna» — как мягкий, тёплый круг на солнечной стене.
«Петушихинский пролом»: внезапно открывшаяся, беззвёздная, чёрная вышина, вспугнувшая взгляд так, что в ужасе сами зажмуриваются веки.
Величественная «Дорога на Океан», где врывается зимний воздух в распахнутое окно и взметаются ледяные шторы, полные хрусткого снега.
«Необыкновенные рассказы о мужиках» — как тяжёлая, густая смурь над среднерусской деревней, в которую вглядываешься долго и безответно.
Роман «Вор», который сам есть отдельный мир удивительного городского многоголосья, живых теней Благуши, предсмертной высоты цирковой арены, пивной пены московских нэпманских кабаков, тоскливых тупиков достоевской нашей родины…
И «Пирамида» — почти бесконечный путь, где за каждым поворотом новые неисчислимые, выворачивающие разум перекрестья. Идёшь им иногда словно в душном бреду, иногда словно в прозрачном сновидении, порой словно ведомый кем-то, порой напрягая все силы разума, дабы не заблудиться, — и нежданно выходишь на страшный пустырь размером в человеческую душу…
Сказанное Леоновым таит великое количество пророчеств. Нечеловеческим зрением своим он зафиксировал несколько движений Бога.
В прозе его равно различимы первый детский смех и последний тектонический гул глубинных земных пород.
Читая Леонова, иногда будто бы скользишь по-над ясной водой; но иногда словно продираешься в тяжёлом буреломе, под хруст и хряст веток, глядя вослед заходящему, оставляющему тебя в чёрном лесу солнцу.
И только упрямый путник будет вознаграждён выходом на чистую, открытую небу почву, где струится холодный ключ, целебнее которого нет.
Кому-то может показаться, что в случае с Леоновым всё понятно: совпис, многократный лауреат, орденоносец, «Русский лес» и что-то там ещё…
Но ничего ясного вовсе нет: ранняя его, пронзительная проза не прочитана и даже не опубликована толком; «советские» романы его, страшно сказать, почти не поняты, хотя переизданы десятки раз на десятках языках; о «Пирамиде» и речь вести страшно: неизвестно, с какого края к ней подступаться; те же, кто подступался, — зачастую видели лишь свой край, и то — насколько хватало зрения.
Сама судьба Леонова амбивалентна: её легко можно преподнести и как несомненно успешную, и как безусловно трагическую.
Родился в Москве, в семье забытого ныне поэта-суриковца. Семья распалась, когда Леонид ещё был ребёнком: отца отправили в ссылку, и он покинул столицу с новой гражданской женой, оставив в Москве пятерых детей.
Юность Леонова пришлась на Гражданскую войну.
Не испытывая очевидной симпатии к большевикам, в силу обстоятельств он попал в Красную армию. Собственно Гражданскую войну Леонов описывал очень мало и вспоминать эти времена не слишком любил.
Вернувшись в Москву, Леонов пробовал поступить в университет и провалился.
Начал писать прозу и выступил с рядом рассказов и повестей, сразу принёсших ему признание определённого круга читателей — но не критики.
Со второй половины 1920-х годов Леонов выступает как драматург. Одна из первых его пьес была запрещена вскоре после премьеры. Ещё более трагична была судьба другой, написанной накануне войны пьесы, которая подверглась сокрушительному разносу.
Куда более Леонов известен как романист. Имя писателя часто ассоциируется с жанром «производственного романа». По внешним признакам к этому жанру можно отнести книги, изданные Леоновым в 1930-е годы: «Соть», «Скутаревский», «Дорога на Океан». Со временем, но далеко не сразу, они принесли Леонову и читательский успех, и блага, даруемые властью. Однако сегодня, вместе с полной потерей актуальности жанра производственного романа, почти исчез и читательский интерес к Леонову.
Самое, пожалуй, известное произведение Леонида Леонова — роман «Русский лес», вышедший в 1953 году, сначала едва не растерзанный в пух и прах литературными недоброжелателями, а потом неожиданно удостоенный Ленинской премии, для современной читающей публики является, с позволения сказать, непроходимо советским.
После «Русского леса» в течение полувека Леонов не публиковал больших вещей, да и публицистика его появлялась в печати всё реже.
Писатель постепенно исчез из эпицентра литературной жизни, уступив его иным властителям дум. На исходе 1980-х многие думали, что Леонова и в живых уже нет.
Известен знаменательный диалог тех лет меж Никитой Сергеевичем Михалковым и его отцом, баснописцем, автором трёх гимнов Сергеем Владимировичем. «Папа, а Леонид Леонов ещё жив?» — «Жив». — «И всё ещё соображает?» — «Соображает, но боится». — «Чего боится?» — «Соображать».
Ещё более категорично высказался известный беллетрист Михаил Веллер, походя бросив в своём романе «Ножик Серёжи Довлатова» следующую фразу: «…уже второе поколение читает и цитирует „фантастов“ (низкий жанр!) Стругацких — и хоть бы одна зараза ради разнообразия призналась, что выросла на Леониде Леонове».
Часть нового литературного истеблишмента фактически отказала Леонову в литературной значимости.
Впрочем, статус советского литературного вельможи ещё продолжал по инерции действовать на представителей власти. В 1989 году, в честь девяностолетия писателя, Леонова навестил генсек Михаил Горбачёв, между прочим, выразивший при встрече своё восхищение романом юбиляра «Бруски». Увы, Леонов никогда не был автором этого произведения, принадлежавшего перу писателя Фёдора Панфёрова.
Незадолго до смерти, уже в 1990-е, Леонов попал в больницу с диагнозом «рак горла». Его навещали нечастые посетители, ужасаясь убогим условиям, в которых находился писатель: палата напоминала грязный барак. В больнице Леонова собирался навестить ставший президентом Борис Ельцин, но передумал. Зачем ему был нужен советский классик?
В 1994 году Леонид Леонов издал свой последний роман «Пирамида». Если бы эта книга вышла на пять лет раньше, в те годы, когда взбудораженная публика рвала из рук в руки сочинения Анатолия Рыбакова и Александра Солженицына, её хотя бы прочитали. Не поняли бы, но всё-таки прочитали: всей, ну, или почти всей читающей страной.
