Февральское брожение
Состояние умов и общества в начале 1917 года очень хорошо просматривается, когда, к примеру, листаешь подшивку того самого «Северного утра», с которым напрямую связано очень важное время в жизни и самого Леонида Леонова, и его отца.
Первая и четвёртая полосы газеты были, как правило, переполнены разнообразной рекламой и любопытными анонсами. В январском выпуске (№ 1) за 1917 год на первой полосе можно увидеть объявления о спектаклях Интимного театра, Электротеатра, а также о постановке «Мулен Руж». На последней полосе той же газеты неизменно продают свиней, ищут нянь, бонн и кухарок. Максим Леонов- Горемыка из номера в номер пишет о поэтах-самородках, крайне редко делая исключение то для местного художника, то для столичного певца, то для поборников трезвости.
Начиная с февраля и «Северное утро», и сотни других российских газет всё больше уделяют места новостям о брожениях в Государственной думе. К примеру, в номере «Северного утра» от 17 февраля публикуются шумные выступления ультраправого Владимира Пуришкевича и лидера кадетов Павла Милюкова; и здесь же новые стихи Леонида Леонова: «Нет времени. Есть только человек, / И жизнь его недлинна, как зарница, / Люди часто скопища калек, / Свободны мы? Калеки или птицы? / Вы грезите, пока суровый век / Не повернёт железные страницы».
Очень актуальные в те дни стихи, надо сказать.
В номере от 19 февраля Леонов признаётся, что «…сегодня напился / Раскалённого солнца, / Я поверил, свободный, / В предвесенние сны!» — и когда бы не наглядное эпигонство первых его опытов, вполне можно было бы говорить о поэтической прозорливости юноши.
Двадцать второго февраля появляется стихотворение о войне, с финалом: «Сергей убит. Так просто и жестоко. / Сергей убит и больше ничего».
Страна между тем вступала в новые, неповоротные времена. Леонид по-прежнему живёт в Москве с матерью и братом, следит за всеми новостями: в газетах читает о том, что происходит в Петрограде, своими глазами видит, как развиваются события в Белокаменной.
Двадцать третьего февраля 1917-го в Петрограде началась забастовка, к 27-му она стала всеобщей и войска Петроградского гарнизона перешли на сторону восставших.
Московские власти пытались сдержать ситуацию. Было объявлено осадное положение: демонстрации запретили, на улицы выкатили пушки, газетам не дозволялось печатать новости о петроградских событиях.
Но ничего остановить уже было нельзя: 28 февраля начинаются стачки и в Москве.
Забавное совпадение: в тот же день, 28 февраля, «Северное утро» сообщает о юбилее творческой деятельности Максима Леоновича Леонова: первое своё стихотворение он напечатал 30 лет назад. Половину номера занимают здравицы и стихи в честь юбиляра, в том числе поздравления его новой жены — Марии Чернышёвой. В номере объявляется, что юбилейного обеда в честь Максима Леоновича пока не будет, так как не удалось подыскать подходящего помещения: «…единственный в настоящее время в Архангельске ресторан „Баръ“ не может вместить всех желающих». В итоге чествование перенесли на 5 марта.
Двадцать восьмого же февраля в приказе по Московскому гарнизону сообщалось, что 1 марта будет отслужена очередная панихида по в Бозе почившему в 1881 году императору Александру И, и посему в этот день предлагалось «в барабаны не бить и музыке не играть». Но всё получилось ровно наоборот: улицы заполонили тысячи людей, развевались красные флаги, было шумно, буйно, радостно. Леонов за всем этим наблюдал, разделяя общие чувства: нравилось, что праздник на дворе и «раскалённое солнце» катится в гости к нам.
Второго марта главные городские объекты Москвы были захвачены восставшими, а губернатор, градоначальник, командующий военным округом — арестованы.
В тот же день Николай II подписал отречение от престола. В гимназии Леонова вскоре объявят об этом, и Леонид от радости наклеит в учебной тетради карикатуру на царя — что наглядно характеризует его взгляды той поры.
Четвёртого марта «Северное утро» выходит с подзаголовком «Свободная Россия». От чтения газеты возникает ощущение весёлого, весеннего шума: каждый старается перекричать всякого. Тут и выступления Керенского и Милюкова, и срочная телеграмма великого князя Николая Николаевича, и очередное объявление, что «ввиду событий, переживаемых нашей Родиной», 5 марта юбилейный вечер Максима Леонова-Горемыки вновь не состоится. Не до юбилеев!
Восьмого марта отец Леонова публикует свои, преисполненные радости, стихи: «Мы себе свободу с бою взяли, / За свободу нашу золотую / Долго мы по тюрьмам голодали, / Проклиная долю горевую». В следующем номере Филипп Шкулёв пишет передовицу «Великие события», где объявляет «Великое русское спасибо всем спасителям нашей Родины, работающим в Государственной Думе и кующим счастье и благо исстрадавшемуся русскому народу».
Спустя неделю, 15 марта, Леонид Леонов даёт в газете новое своё стихотворение, полное тех же эмоций: «Вейтесь, / Вейтесь, красные флаги свободы, / Красные флаги, кровью залитые, / Кровью отчаянья, кровью народа, / Вейтесь!»
Под публикацией Леонида небольшое стихотворение Демьяна Бедного, где он восклицает: «Какое зрелище: повешен / Палач на собственной верёвке». Следует пояснить, что имеется в виду царизм.
Несмотря на радость Демьяна Бедного и обилие крови в стихах Леонида, Максим Леонович в том же номере, словно предчувствуя что-то, пишет целую передовицу под названием «Без Маратов»: «К свободе идём мы без гильотины», — то ли радуется он, то ли пытается заговорить будущее.
Второго апреля «Северное утро» выходит с подзаголовком «Христос Воскресе!». Номера, посвящённые святому празднику, были в газете традиционными, ежегодными.
В том, 1917 году Пасха как никогда пришлась вовремя, совпав с народным ликованием по поводу революционного обновления. И в Москве, и в Архангельске на улицы вышли десятки тысяч людей — все в красных бантах, все радостны.
Характерно, что Леонид Леонов, публиковавшийся в «Северном утре» постоянно, появился со своими стихами на пасхальную тематику только один раз — в том самом апреле семнадцатого. И в номере, полном благости и восхищения, его стихотворение смотрится несколько странно.
Называется оно «Монастырь». В нём, завидев весну, которая идёт «как прелестная девушка с золотыми кудрями», молодой инок сначала улыбается, а затем плачет. В конце концов, у него «на полночной молитве / Голубые, печальные умирают глаза».
Завершается стихотворение так: «Порыжелые / Мхи зацвели на заброшенной башне. / Золотые кресты заплелись в облаках без предела. / А черёмуха блёстки роняет. / На пашни. / Белые».
На фоне иных, благостно настроенных авторов («…летят, гудят стогласные / Могучие, привольные, / Звенящие, прекрасные / Напевы колокольные…») создаётся ощущение, что Леонов нечто иное, смутное, испытывает к святому празднику, что и сам сформулировать пока не в силах.
Можно попытаться разгадать смысл леоновских метафор, но, верно, этого не стоит делать: стихотворение явно выстроено не рассудком, а некими иррациональными, ещё невнятно артикулированными чувствами. Однако и здесь уже слышны определённые созвучия с будущей прозой Леонова, а именно с описанием безрадостной монастырской жизни в романе «Соть».
Гимназия
Несмотря на революцию, гимназия, где учился Леонид, продолжала свою работу.
«Обучение было поставлено превосходно, — вспоминал Леонов и много лет спустя. — До восьмого класса мы ходили в парах, волосы отращивать не разрешалось…»
«Сама гимназия, — говорил Леонов, — помещалась в бывшем доме князя Пожарского (его потом разрушили). <…> Требовали и добивались знаний. Приходит учитель истории Вячеслав Владимирович
