Леонов в эти дни находится в Архангельске и даже посещает выставку литературно- художественного кружка «Парнас», о чём 14 сентября, после долгого перерыва в журналистской деятельности, публикует рецензию в эсеровской газете «Возрождение Севера», уже позволявшей себе, между прочим, жёсткую критику Белой армии.
В течение всего недели «союзники» собрались и загрузились.
Накануне отплытия на глазах у жителей города «союзниками» были затоплены оставшиеся аэропланы, автомобили, обмундирование и даже консервы — «чтоб не досталось большевикам». Кто после такого жеста мог поверить в жизнеспособность остающейся русской армии! Исход Белого дела на Севере был предрешён.
Британцы предложили место на пароходе и Максиму Леоновичу Леонову: он до последнего относился к «союзникам» более чем лояльно.
Предлагали, впрочем, уехать не только Леонову-старшему: весь город был увешан красочными объявлениями о возможности покинуть Россию. Кто-то действительно уезжал, но далеко не все.
«Пароходы уходили с большим количеством пустых мест, — вспоминали свидетели тех событий, — так как воспользоваться советом эвакуироваться могли только или люди со средствами, могущие рассчитывать устроиться за границей, или те, кто имел интересы на Юге и в новообразовавшихся окраинных государствах; средний же обыватель, связанный с Архангельском своей служебной или частной деятельностью, хотя и трепетал за свою судьбу, мог только с завистью смотреть на отъезд счастливчиков».
Двадцать седьмого сентября 1919 года корабли «союзников» ушли с рейда Архангельска. Всего в период с лета по осень 1919 года Архангельск покинули 39 285 иностранных солдат и 3047 офицеров. В это же время за границу уехали 6535 жителей Севера.
Тогда состоялся разговор Максима Леоновича с сыном.
Леонид Леонов много лет спустя пересказывал своей дочери Наталии смысл той печальной беседы.
— Как жить? Что делать? — спросил отец. — Поедем, сын?
— Кто нас там ждёт? — ответил Леонид. — Никто! А нищенствовать можно и здесь…
Мы позволим себе несколько усомниться в этой истории: осенью Леонов не мог уехать — он был кадровым военным.
Руководство Северной армии ещё надеялось на чудесное изменение ситуации, например, на соединение с частями Колчака.
В Архангельске вновь было объявлено военное положение. На перекрёстках города были установлены пулемёты, расчётам было приказано в случае выступления рабочих стрелять.
В городе теперь уже новая власть начала экспроприировать имущество провинившихся или неблагонадёжных лиц.
В преддверии готовящегося по всему фронту наступления проводятся новый срочный призыв и реорганизация частей.
Приказом № 462 от 27 декабря 1919 года прапорщик Леонид Леонов переведён в 4-й Северный полк.
Вскоре он в рядах только что сформированного пополнения отправляется в расположение полка.
Исход
Леонов никогда позже не проявлял признаков некой душевной экзальтации, и у нас нет оснований предполагать, что в те дни он, видя всё происходящее, мог верить в победу Белой армии.
Изголодавшийся, растерянный Север, каждый десятый житель которого за полтора года оккупации был пропущен «союзниками» и новой властью через концентрационные лагеря, находился словно в полубреду.
Антибольшевистская пропаганда выглядела топорно и грубо: «Взгляните на Россию в данный момент. Власть находится в руках небольшой кучки людей, по большей части евреев, которые довели страну до полного хаоса» — такие листовки распространялись среди белогвардейцев. В Красную гвардию забрасывалось почти то же самое: «Солдаты Бронштейна-Троцкого! Как кончить войну? Да очень просто: если каждые 333 человека не коммуниста пристукнут хоть одного из этой шайки убийц и преступников, то некому будет и братскую кровь проливать!»
Не располагала к новой власти и правоэсеровская ориентация Леоновых. Развеялись надежды леоновского круга на объединение всех разумных и деятельных сил новой России: на смену большевистской диктатуре пришла диктатура антибольшевистская.
Но деваться некуда: британский полушубок, на шапке Андреевский крест, сделанный из жести, между плечом и локтем углом вверх чёрная тесьма шириной ? вершка, обозначающая прапорщика, шашка на боку — вот вам Леонов в январе 1920 года.
Четвёртый Северный полк располагался на Северо-Двинском направлении, в районе реки Шипилиха.
Ни о каком наступлении белогвардейских частей конечно же и речи не шло. Связь между соседними полками была не отлажена, а настроения царили такие, что вообще было не ясно, чем держится фронт.
Как приговорённая к неведомому, Белая армия Севера дожидалась своей участи.
Четвёртому Северному полку, в составе которого находился Леонид Леонов, ждать долго не пришлось: 5 февраля началась массированная бомбардировка их месторасположения. Как гласят документы, полк отступил к деревне Звоз, а затем ещё на две версты к северу. В ходе отступления всякое управление полком было стремительно потеряно.
Подетально историю разгрома полка выяснить уже не удастся. В Российском государственном военном архиве сохранилась документация по всем четырнадцати стрелковым полкам Северной армии, кроме одного — 4-го! И есть основания предполагать, что эта случившаяся ещё в советские времена потеря не случайна.
Солдат и офицеров разбитых белогвардейских частей, 4-го полка и соседних с ним подразделений видели в деревне Емецкое, где располагался штаб командующего войсками Двинского района. Местные жители вспоминали, что в стане белых был полный переполох: зима — на пароходе не уедешь, только на лошадях или пешком, а красные неподалёку, наступают, они уже близко. Кто-то находил себе подводы, кто-то скрывался чуть ли не бегом.
К середине февраля весь Северный фронт был разорван и смят.
Когда до Архангельска Красной армии оставалось ещё более 100 километров пути, никакого фронта уже не было: в бывших белогвардейских частях шло братание с красными, повсюду бродили тысячи дезертиров — армия попросту развалилась, сама по себе.
Девятнадцатого февраля в Архангельске началась погрузка белогвардейских частей — на ледокол «Минин» и военную яхту «Ярославна». В очереди стояли штабные, судебные ведомства, лазареты, офицеры, солдаты, их несчастные семьи. Генерал Миллер чуть ли не в те же дни хотел ещё съездить на фронт, его еле отговорили, потому что ехать было воистину некуда. Миллер официально передал власть в городе рабочему исполкому.
Погрузка шла всю ночь 19-го. Несли раненых, офицеры озирались: по городу, и чуть ли не по пристани, бродили толпы рабочих и матросов с красными флагами, тут и там возникали митинги.
«…Но вот отдан приказ об отплытии, — вспоминает один из мемуаристов. — А к пристани всё шли и шли одиночные офицеры и чиновники, забытые штабом. Особенно много было среди этих позабытых офицеров фронтовиков, только что, ночью, прибывших с Двинского фронта. Они стоят на пристани, кричат, машут папахами и платками, но бесполезно. „Минин“ уже на середине Двины…»
Двадцать первого февраля части Красной армии вступили в Архангельск. Леонид Леонов уже был в городе.
