автобиографический «Путь йогина» Йогананды.
У индийцев, решивших встать на путь духовного развития, принято искать своего учителя (гуру).
И, будучи юношей, Йогананда долго его искал. Обошел и объехал многих духовных учителей. Они демонстрировали ему почти весь набор восточных чудес: ясновидение, материализацию, левитацию, телепортацию, одновременное присутствие в разных местах, управление духами и стихиями и многое другое, чему могли научить прилежного ученика. Но лишь при приближении к Шри Юктешвару Йогананда за сотни метров почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди от переполнившей его радости.
То же самое, примерно, произошло и со мной при чтении «Розы мира» Даниила Андреева. Многие из друзей и знакомых ничего из нее не поняли и по известной формуле: «Кто-то из нас двоих бредит, но только не я», — решили, что это бред жертвы сталинских репрессий, свихнувшегося в политическом изоляторе поэта.
Пытаясь спорить и что-то доказывать, я быстро понял бесполезность этих энергозатрат. И еще. Каждый, возможно, как индийские юноши, ищет своего учителя. В нашем случае — свою книгу.
В аннотации к моему изданию «Розы мира» («Московский рабочий», 1992 г.) было написано, что это фантастика из редкого после революции жанра русского космизма.
Что ж, почему бы и нет? Пусть для берегущего свой постматериалистический душевный комфорт читателя вся мистика, вся метафизика, вся апокалиптика да и все богословие в целом будут русским космизмом.
Гораздо интереснее не жанровое определение произведения, а его содержание.
Возьмем, к примеру, свежесозданный «СНУФФ» В. Пелевина. То, что это фантастика, понятно любому с первой страницы. Но только с середины произведения начинаешь все отчетливее осознавать, что это еще и апокалиптика, причем с попыткой заглянуть в «постантихристовы» времена.
Попытка, на мой взгляд, несколько однобокая, нарисованная черным на фоне красного, с обильным (тут, кстати, иногда к месту), но не типичным для Виктора включением ненормативной лексики.
Только слепой не заметит в романе еще и острейшую критику моральных и материальных ценностей современного постиндустриального общества. Настоящее, документально заснятое массовое кровопролитие гораздо острее воздействует на пресыщенного вымыслом зрителя, и дискурсмонгеры с сомелье детально прорабатывают сценарии очередных народно-освободительных войн. Не правда ли, до боли похоже на идущие по нашим головам «цветные революции»?
Собственно, абсолютно уверенный в глобальном превосходстве Запада над остальным миром Даллес не стал особо вуалировать и засекречивать свой пресловутый план. И он, увы, не был писателем- фантастом. Он, наоборот, был одним из наиболее здравомыслящих политиков.
Впрочем, нельзя исключить, что и он читал Откровение. И понял, что Америка идеально воплощает в себе идеологию «всадника на вороном коне» и, метаисторически идя на смену «рыжему», обречена на глобальное доминирование на земном шаре. Правда, только до появления на сцене очередного всадника.
Нарастающий и в самой Америке, и в остальном мире интерес к апокалиптике, раздражающее уже количество несбывшихся «концов света», заставляют и наших законодателей умонастроений обратиться к этой вообще-то богословской тематике. Но богословов у нас читают только религиозные маргиналы. Так как от изучения трудов Брянчанинова, Соловьева, Андреева, Меня, Осипова и других болит изнеженная «чистой» развлекаловкой голова. Вот и приходится засучивать рукава тем, кого хотя бы огромная аудитория ранее прирученных фанов прочитает по инерции. И, может быть, даже осознает, что жвачка Интернета не спасет от глобальных социальных катаклизмов, как не спасает от природных.
Философы пришли к интересному выводу: идет глобальный и непрерывный процесс накопления человечеством знаний о Вселенной. В том числе и метафизических. И деление путей получения этих знаний на религиозные, научные и художественные имеет лишь технологический смысл. Само по себе знание, как и отражаемая им Вселенная, цельное.
Но, думаю, именно фантастика тут может стоять чуть особняком.
Вспомним Толкиена и его Средиземье. Это целая планета, или планетарный слой, созданный воображением писателя.
А если мы, по Библии, созданы Творцом по своему образу и подобию, то не воплотил ли Он в нас и свою потребность творить все новое?
Фантастика на всю жизнь
Мне было четыре года, когда из горящего Смоленска семья с большими трудностями добралась до Москвы и потом была эвакуирована в далекую Сибирь.
Так началось мое сознательное детство.
Разумеется, никаких игрушек в тот первый военный год не было. У взрослых тоже не оставалось времени заниматься с детьми. Единственный источник информации — газеты. Мне тоже пришлось учиться читать по газетам. В то время там были только тексты, никаких фотографий или рисунков. Буквы я знала еще раньше, и вдруг поняла, как складываются слова. Читать стала сразу быстро и легко. Но скучно. Чтение меня не захватывало, потому что значений многих слов я не понимала. Мне просто нравилось, что я читаю, а взрослые меня слушают и хвалят. К тому времени, когда мне исполнилось пять лет, детские стишки Барто и Чуковского, которые я и раньше знала наизусть, меня не интересовали. Потом появилась первая маленькая «взрослая» книжечка — это были стихи Пушкина в бумажном переплете. Там были «страшные» стихотворения про «вурдалака» и как «сети притащили мертвеца». В бараке, где нас поселили, электричества не было, вечером зажигалась лампа на столе, где братья делали уроки, а я с бабушкой и маленьким трехлетним двоюродным братом сидела у печки, горела лучина, и я шепотом повторяла «страшные» строчки.
Потом было много разных книжек, все больше классика — стихи Некрасова, Пушкина, рассказы Толстого.
Через два года семья переехала на Урал. Мама приносила книги из библиотеки, и ко времени поступления в школу, когда мне исполнилось семь лет, у меня уже был высокий уровень начитанности. Это была, в основном, классика — сказки, уже не совсем детские («Дикие лебеди», «Русалочка», «Снежная королева», «Черная курица», «Волшебник Изумрудного города», «Городок в табакерке»), сказки Пушкина, поэзия Некрасова, рассказы Толстого и книги для детей советских авторов. И, в первую очередь, — Гайдара.
В первом классе я почти сразу же заболела тяжелой болезнью и долго лежала в больнице. Именно в это время мне в руки попалась растрепанная «больничная» книжка без начала и конца. И, конечно, без фамилии автора. Начиналась она встречей двух землян, прилетевших на Луну, с местными жителями, селенитами. Это была первая книжка настоящей фантастики, с которой я встретилась. Она просто настолько меня поразила, что я никогда уже не смогла забыть впечатление от захватывающих описаний неземных условий, о городе внутри Луны и его жителях. Книжка-растрепка заканчивалась тем, что один землянин улетел на Землю, а второй остался. Долгое время меня мучила мысль: что же там было дальше? Но, не зная автора и названия, я не могла эту книжку отыскать.
Следующей книгой, почему-то врезавшейся в сознание, была повесть «В стране дремучих трав». Автора я уже не помню, но сюжет был основан на том, что маленькие мальчик и девочка каким-то волшебством уменьшились до размеров козявок. В своем же саду они попали в траву, которая стала теперь для них гигантским лесом. Там были приключения с разными жуками, от которых надо было убегать, а стрекоза была для них как вертолет. Книга была интересно не только новыми сведениями о растениях, но и
