— А что, — осторожно спросил Кирилл, — он умер?
— Никто не знает, — вздохнул мужичок. — Пропал.
— Как, пропал?!
— Обыкновенно. Пошел на станцию по межозерной косе и пропал. Эта коса, между прочим, то еще место. Наши-то по ней вообще не ходят. На автобусе вдоль берега пресного озера едут. Долго, зато надежно.
— Ага, — сказал Кирилл и затянулся так, что сгорело полсигареты.
— У нас вообще тут красиво, — продолжал мужичок, широко улыбаясь. — Художники приезжают, археологи.
— Археологи?! — оживился Кирилл. — А что, у вас тут развалины есть?
— Есть. Вон туда пойдешь, так как раз развалину на краю поселка и увидишь — нашу бывшую станцию, где Александра-то Владимировна работала. Всю почти разобрали по кирпичику.
— Да нет, — Кирилл затушил окурок о край лавочки и поискал глазами, куда бы его бросить. — Я говорю о древних развалинах. — Не найдя поблизости урну, он незаметно уронил окурок под лавку и вкрутил кроссовком в землю.
— А-а, о древних. Ну, есть у нас тут такие. Это уже надо по берегу соленого озера идти. Как раз от межозерной косы километра два будет. Там холм — он один такой — и на нем нечто вроде стен. Правда, археологи ходили, ничего там особенного не нашли. И, вообще, сказали, что это не представляет как бы никакого научного значения.
— А вы сами как думаете? Что там было? — Кирилл уже чувствовал журналистский зуд. Какая удача! Он только вчера придумал про древний храм, и вот он, пожалуйста! Куда же ученые-то смотрели? Ничего, мы встряхнем общественность! Статью на целую полосу! Да с фотографиями, как и задумывалось!..
Кирилл быстро встал, сунул пачку сигарет мужичку:
— Оставьте себе.
— Так зачем себе-то? — растерялся тот.
— А я вообще не курю, — сказал Кирилл. — Так только — за компанию. Прошу прощения, дела, знаете ли. Будьте здоровы!
— Спички тогда оставь! — донеслось вдогонку. Кирилл кинул коробок, который мужичок неожиданно ловко поймал.
Посещать развалины селекционной станции Кирилл, естественно, не стал. Он сразу направился в ту сторону, где, по его мнению, дамба, или, как ее назвал мужичок, межозерная коса, соединялась с берегом. Потом решил, что надо взять немного правее, ведь мужичок рассказывал о холме в двух километрах от косы. Естественно, никакая дорога в то направление не вела. Пришлось идти через поле, осторожно преодолевая зеленеющие борозды. Солнце пекло так, что обжигало кожу через рубашку. Через некоторое время газетная буденовка неприятно прилипла ко лбу и волосам; пришлось ее снять.
Кирилл медленно брел по полю, слегка помахивая зажатой в руке буденовкой, чтобы она быстрее просохла от пота. Весь исследовательский ажиотаж и журналистский азарт испарились без следа. И душой, и телом овладела одна усталость.
— Ф-фу! — Кирилл остановился, вытирая лоб. Потом осмотрел буденовку и, подправив кое-где сгибы газетного листа, осторожно надел ее. Можно было идти дальше, но он невольно замер, когда огляделся по сторонам. А через несколько мгновений испытал такое же потрясение, как в тот момент, когда обнаружил себя стоящим на узкой полоске земли среди бесконечного водного простора озер. Теперь не было воды. Была только вспаханная земля — от края до края, от горизонта до горизонта.
— Да что ж такое-то, а?! — пробормотал Кирилл, затравленно озираясь. Он вдруг отчетливо понял, что совершенно не знает, куда идти. По необычной прихоти рельефа Кирилл оказался в центре огромного углубления, края которого скрыли от взора и далекий теперь уже поселок, и деревья, и озера, и вообще все. Эти края слились с белесым небом, неестественно приблизив горизонт. Все происходило будто во сне или на другой планете.
Подавив едва поднявшееся смятение, Кирилл поискал глазами собственные следы, оставленные кроссовками на пашне, но их не оказалось: иссушенная солнцем глинистая земля была тверда, а пробивающиеся сквозь нее жухлые зеленоватые ростки скрадывали любые отпечатки.
Все, я попал на Марс, устало подумал Кирилл, а скорее всего в гигантский кратер, оставшийся после удара древнейшего метеорита. Он сел на земляной гребень пашни, сложил руки на коленях и уткнулся в запястья лбом, сдвинув буденовку на затылок. На озерах-то было только два направления — вперед, назад. А здесь — ни одного ориентира. Он поднял голову, внимательно посмотрел на поле. Вот же ориентир! Он ведь шел под острым углом к бороздам, а солнце слепило глаза.
Кирилл вскочил и решительно зашагал к близкому горизонту. Это все от воображения, рассуждал он, пытаясь проанализировать свою минутную растерянность, все от лени, а еще — от голода. Что-то уже есть хочется. Часы показывали только без четверти одиннадцать. В какой-то миг горизонт неожиданно приблизился к самым глазам, а потом мгновенно отдалился, показав вокруг огромное пространство с деревьями, рощами, далеким поселком, водной гладью озер, извилистыми берегами. И все это было на горячей от солнца земле.
Кирилл наконец вышел на галечный берег соленого озера. По левую руку хорошо было видно межозерную косу, темной полосой делившую озерную гладь. Здесь вода имела золотистый оттенок, за косой — голубоватый. Холм, о котором говорил небритый мужичок, оказался совсем недалеко; Кирилл добрался до него минут за пять. Скорее, это был пригорок. На его вершине небольшая вытоптанная проплешина окаймлялась остатками кривоватых стен, сложенных из серого камня. Кирилл был разочарован: не очень-то это походило на развалины доисторического храма, скорее уж — сарая, к тому же не совсем древнего. Но статью все равно можно будет сделать, упрямо подумал он. Хотя… нет! Ведь роман решил написать. Долой журналистику!
Он снова пробежался глазами вдоль берега и вдруг увидел вдали, среди небольшой рощи, сверкающий кристалл. Сноп яркого огня вырывался из глубины древесных крон и, несмотря на большое расстояние, слепил глаза. Чтобы пускать такого солнечного зайчика, понадобилось бы зеркало огромного размера. Сколько Кирилл ни вглядывался, не мог понять, что это. Догадка пришла сама собой: это солнце отражается от стеклянной крыши дома Александры Владимировны. Однако как далеко я ушел, подумал Кирилл. Он поправил буденовку за газетный козырек и зашагал в сторону ослепительного ока света.
Вернувшись во флигель, Кирилл решил первым делом побриться. Пришлось взять бидон и сходить на колодец. Беспокоить хозяйку просьбой согреть воду не хотелось. Пристроив квадратное зеркальце у рукомойника и намылив щеки, Кирилл провел станком от виска до подбородка. Ощущение было такое, словно с лица сдиралась кожа. Сколько же лет пролежала эта самая «Нева» под прилавком поселкового магазина? Надо было спросить что-нибудь посовременнее — «Жилет», например. Но, скорее всего, продавщица лишь пожала бы плечами, сказав, что в продаже только такие лезвия. Фу, черт! Невозможно ж бриться!
Кирилл шипел, стискивал зубы, смахивал слезы, но упорно продолжал начатую процедуру. С огромным облегчением и большим удовольствием он ополоснул лицо холодной водой, смывая остатки пены. Несмотря на все мучения, щетину удалось ликвидировать полностью. Вот только кожа горела, как от ожога. Критически осмотрев свою физиономию в зеркальце, Кирилл остался доволен. До обеда еще была уйма времени, так что можно спокойно полежать, давая отдых усталым ногам. Скинув кроссовки, он прилег на кровать поверх одеяла. Посмотрел на стол. На фоне решетчатого окна вырисовывались силуэты газетной буденовки, бумажного пакета, пишущей машинки и лампы «летучая мышь».
— Все не так, — пробормотал Кирилл. Он быстро подошел к столу, слегка повернул машинку, сдвинул лампу. Бумажный пакет и буденовку отнес к дальней стене и поставил на деревянную полку. Потом вернулся к кровати, улегся поудобнее и посмотрел в сторону стола. Темные контуры печатной машинки и лампы слились в один фантасмагорический силуэт. Кирилл вставал еще несколько раз, немного сдвигая то машинку, то лампу друг относительно друга. Наконец результат ему понравился. Он решил, что если не художник, то фотограф в нем категорически пропадает. Может, действительно, заняться фотографией? Хотя бы в порядке увлечения. Интересно! А писательством решил заняться тоже в порядке увлечения?..
Кирилл не заметил, как задремал.
