передатчик.
При этих словах он указал на небольшой черный футляр, который был изъят у подозреваемого и сейчас находился в руках лейтенанта.
— А футлярчик-то с секретом, — сказал лейтенант. — Как он открывается?
И оба офицера выжидательно посмотрели на гражданина Борисова…»
Кирилл выбрался на берег, лег животом на горячие камни. Дотянулся до своей одежды, решив прикрыть голову от солнца хотя бы рубашкой. Тем более, что опыт такой уже имелся. «А ведь я начал придумывать какие-то истории, — подумал он. — За какой-то час — три сюжета. Вот только это все мои фантазии. Может, доведись настоящему летчику прочитать про моего камикадзе, или моряку — про капитана, поднимут автора на смех. А история про шпиона так вообще, как с киноэкрана списана. Но, с другой стороны, — почему бы и нет? Это же только зарисовки, черновики, так сказать. Главное — зафиксировать. Потом нужно будет все это переработать, литературу почитать соответствующую, ни в коем случае не художественную, лучше историческую, мемуарную, научную…» Еще Кирилл отметил, что все эти истории начинаются на ту самую букву «ка», которая уже столько времени терзает разум. Но ни одна из сюжетных завязок не подходит под задуманное название. Конечно, при большом желании можно из любой завязки как-то вырулить на Повелительницу дождя, но все это будет не то, получится нечто искусственное, а значит, не живое. Такого сейчас в книгах, к сожалению, навалом…
Кирилл и не заметил, как задремал. Проснулся он ближе к вечеру. Хорошо, что во время сна перевернулся на спину: хоть не обгорел на солнце. Прежде чем возвращаться домой, решил еще разок окунуться. Вода у берега была теплая, но все равно остужала разгоряченное тело.
К семи вечера все собрались во дворе за столом. Если бы этот ужин происходил в какой-нибудь пьесе, обязательно стояла бы авторская ремарка: «Те же и Шарик». Отлежавшись в конуре, Шарик неспешной походкой пересек двор и уселся невдалеке на траве. Он помаргивал осоловелыми глазами, шумно дышал, свесив из пасти розовый язык, и время от времени пытался куснуть себя за спину.
Хозяйка раскладывала гречневую кашу с тушеным мясом по тарелкам. Борис Борисыч с задумчивым видом изучал дощатую поверхность стола. Катя сидела с поникшим видом и тоже о чем-то напряженно думала. На какой-то вопрос матери она тихо сказала что-то неразборчиво.
— Посмотри на меня! — повысила голос Анжела. — Повтори!
Катя повернула голову с поникшими хвостиками и снова что-то проговорила, еще тише, чем прежде.
— Хорошо, — менее сурово произнесла Анжела.
Весь ужин проходил в полном молчании. Теперь Кирилла это не удивляло: он сам отрешенно ковырял вилкой в тарелке. И не дай бог, если бы кто-то полез к нему с расспросами. Допив свой чай и буркнув в том смысле, что всем спокойного вечера, Кирилл направился во флигель. Там он уселся перед пишущей машинкой, сложил сцепленные пальцами руки на столе и впал в оцепенение. Так он просидел довольно долго. И из этого состояния его вывел неожиданно возникший громыхающий звук. Кирилл поднял глаза, посмотрел за окно. Шиферные секции раздвижной крыши с гулом и скрипом наползали на стеклянный скат: хозяйка закрывала свою теплицу. А вчера она вообще была закрыта. Наверное, Борис Борисыч чинил тот самый раздвижной механизм.
Во флигеле царил жаркий полусумрак, и возникло желание выбраться на свежий воздух. Постояв немного на пороге и понаблюдав, как шиферные створки наконец сомкнулись на середине и дом приобрел свой обычный вид, Кирилл не торопясь двинулся по дорожке мимо колодца, мимо зеленеющих грядок в сторону калитки, через которую вчера вошел в этот сад. Потом он шагал по полевой дороге в сторону межозерной косы. И только когда ступил на этот странный путь через воду, ведущий к темнеющему горизонту, остановился и посмотрел направо. Солнце медленно погружалось в соленое озеро, разливая по небу алый огонь. До слуха доносился еле слышный шелест волн, в воздухе пахло морем. Кирилл посмотрел назад. Деревья сада, стена и крыша дома окрасились в веселый рыжий цвет, стекла окон сверкали рыжими огоньками. Хорошо были видны двор и стол с навесом. Маленький бесформенный комочек у стола — по- видимому, придремавший Шарик.
Когда солнце скрылось под водой и сквозь темнеющий полог неба проступили первые звезды, Кирилл отправился обратно. Открывая калитку, он испытал такое чувство, будто возвращается в родное место, где прожил много-много лет. И трудно было поверить, что пришел сюда только вчера. У колодца он остановился и посмотрел на светящиеся окна второго этажа: крайнее угловое было открыто. На тюлевую занавеску легла тень, в окне показалась Катя. Она вытянула во двор левую руку и сдула с ладони маленькое пыльное облачко.
— Катя, не высовывайся во двор, — послышался голос Анжелы. — Закрой лучше окно.
— Хорошо! — отозвалась Катя. Она ловко ухватилась за рамы и захлопнула створки. За домом гавкнул Шарик. Кирилл постоял некоторое время, наблюдая за звездами, потом зачем-то посмотрел в колодец, откуда тянуло прохладой, и пошел к своему жилищу. Добравшись до кровати, Кирилл заснул очень быстро.
IV.
Утром его разбудил знакомый гул раздвигаемой крыши. Теплый утренний воздух обещал жаркий день. Кирилл в одних плавках пробежался несколько раз вокруг флигеля, потом с гремящим бидоном добежал до колодца, поднял полное ведро холодной воды, наполнил бидон, остальную воду вылил на себя. Еле удержался от невольного вскрика: оказалось — это так холодно. Передернув плечами, он снова бросил ведро в колодец, снова прокрутил ворот и, затаив дыхание, снова опрокинул на себя ледяной поток.
— Ух, хорошо! — не удержался он и, подхватив бидон, зашлепал к флигелю, оставляя на дорожке мокрые следы босых ног. Никаких сегодня походов, решил Кирилл, никаких разговоров. Только завтрак, обед и ужин. И работа, работа, работа! Прикую себя к столу, к печатной машинке. Даже на постели валяться не буду.
Вода с шумом влилась в рукомойник, оставшуюся Кирилл выпил прямо из бидона, не боясь, что некипяченая. Несмотря на обливание у колодца, умылся под рукомойником, обтерся полотенцем и принялся одеваться. Потрогал себя за подбородок, провел ладонью по щеке. Нет, щетина еще не наросла: сегодня можно не бриться. Глядясь в карманное зеркальце, причесался. До завтрака была еще масса времени. Чтобы его скоротать, Кирилл, вопреки собственному обещанию, прилег на кровати, чтобы лучше размышлялось… Он чуть было не проспал: даже не заметил, как уснул…
Быстрым шагом подойдя к общему столу, он поздоровался со всеми присутствующими и сел на свое место. На приветствие ему все ответили одновременно, но каждый на свой лад. Получив порцию каши, Кирилл принялся за еду. Настроение было замечательным. И то, что за столом сидели молча, даже начинало нравиться…
Александра Владимировна, собрав опустевшие тарелки, стала разливать чай. Все происходило точно так же, как и вчера, и позавчера, и, наверное, в те дни, когда Кирилл еще сидел в городе, в раскаленной квартире, и не подозревал о существовании этого необычного дома со стеклянной крышей, этих людей и вообще — этого мира, живущего по своим, не совсем понятным, правилам.
Со стороны озера налетел неожиданный порыв ветра; Анжела схватилась обеими руками за огромные поля соломенной шляпы, Александра Владимировна прижала белую панаму ладонью к макушке. О своей зеленой панамке не побеспокоилась только Катя: она сосредоточенно вылавливала ложечкой из вишневого варенья ягоды и опускала их в чай. Борис Борисыч растопыренной пятерней поправил растрепавшиеся волосы, негромко кашлянул в кулак и продолжил чаепитие. Внутри самовара что-то негромко заворчало, засипело, из короткой трубы потянулся сизый дымок.
— А сегодня не так жарко, как вчера в это же время, — ни к кому особенно не обращаясь, сказал Кирилл.
— Это хорошо? — спросила Катя.
— Это замечательно! — Кирилл придвинул к себе вазочку с вареньем. — Может, жара, наконец-то,
