— Нельзя меня так нервировать! Мои соусы и подливки! Мои пирожные! Им передается мое настроение!
— Едут! Едут! — заверещал поваренок, подскакивая около окна.
По мосту, изогнутому, как спина испуганной кошки, катила карета.
— Ее любимую кастрюлю с помятым боком! Ее старую поварешку!
Через минуту двери распахнулись, и в кухню со скоростью летящего снаряда ворвалась Барбацуца.
Все как-то сразу стали пониже ростом, потому что у всех невольно подогнулись колени.
Барбацуца была тощая, длинная старуха. Один глаз у нее был закрыт черной повязкой, что делало ее удивительно похожей на морского разбойника. В другом глазу полыхало поистине адское пламя, отчего она сразу становилась похожей на ведьму.
Остальное было не лучше. Длинный нос криво оседлали разбитые очки с закинутой за одно ухо петлей из бечевки. Из-под чепца торчали пучки волос, напоминающие перья седой вороны.
Одета старуха была в старый домашний халат, на ногах стоптанные шлепанцы.
— Лентяйки! Бездельницы! Белоручки!
Придворные дамы разом уткнулись носами в коленки. Только мелко дрожали лопатки.
— Молоко! — рявкнула Барбацуца.
Она опрокинула кувшин с молоком над кастрюлей, щедро поливая молоком раскаленную плиту.
— Соль! Сахар! Крупу! — послышалось из клубов молочного пара.
Все это Барбацуца тут же, не глядя, бухнула в кастрюлю.
— Дровишек!
Загудело пламя.
Барбацуца взгромоздилась на табуретку. В клубах белого пара мелькнули ее локти, зеленые, как недозрелые бананы. Барбацуца повыше засучила рукава и старой поварешкой принялась размешивать кашу.
Пузыри вздувались и оглушительно лопались, как будто в кастрюле началась война. Летела к потолку копоть и черными бабочками валилась в кашу.
Барбацуца продолжала бешено вертеть поварешкой.
Соскочив с носа, в кастрюлю нырнули очки Барбацуцы. Вслед за ними в кашу полетел ее старый чепец.
— Готово, — прошамкала Барбацуца.
Поварешкой выудила из каши очки и чепец.
Двое слуг с благоговением наклонили кастрюлю. На золотое блюдо потекла манная каша: белая, пышная, как взбитые сливки.
Маленький поваренок подцепил пальцем повисшую на кастрюле каплю, лизнул палец и зажмурился.
Слуга поднял блюдо над головой и вышел торжественным шагом.
— Дорогая Барбацуца! — растроганно сказал главный повар. — Вы знаете, манная каша — самое любимое блюдо нашего короля. А манная каша, которую варите вы, божественна, бесподобна. Вероятно, вы знаете секрет, как ее варить.
— Надоело… — мрачно проворчала Барбацуца, глядя вниз и шевеля пальцами, вылезшими из драной туфли.
— Как — надоело? — изумился и испугался главный повар.
— Я тоже человек… Всю жизнь — манная каша. Без выходных. Надоело.
— Дорогая Барбацуца, я начинаю волноваться… — с дрожью в голосе сказал главный повар.
— А кто обещал мне помощниц?
— Но… — Главный повар беспомощно указал на придворных дам, уткнувшихся в носовые платки. Можно было подумать, что носовые платки просто приросли к их носам.
— Эти?! — взвизгнула Барбацуца. — Манную кашу надо хорошенько мешать, размешивать, перемешивать. Вот и весь секрет. А моя поварешка, видите ли, слишком тяжела для их нежных ручек. Нет, клянусь последней коровой на этом свете, последней каплей молока, я возьму себе в помощницы первую попавшуюся нищенку, побирушку, оборвашку! Только не этих лентяек! Уф! Да тут задохнуться можно!..
Барбацуца по пояс высунулась из окна.
Над королевским садом в пустом небе висел месяц, острый и желтый.
Прямо под окном на дорожке, посыпанной мелким песком, сидела большущая жаба.
Она была похожа на старый потертый кожаный кошель. Кожа складками сползала на короткие лапы. В лунном свете, как изумруды, сверкали ее бородавки.
Вокруг нее чинно сидели шесть лягушат. Их молодые, туго натянутые шкурки блестели.
Старая жаба строго и задумчиво посмотрела на Барбацуцу глазом, выпуклым, как стекло фонаря. В горле у нее забулькало.
«Или я выжала из ума и из меня пора насушить сухарей, — подумала Барбацуца, — или эта жаба все понимает. Давно не видела такой умной физиономии…»
Жаба что-то скрипнула и уползла в шелковую от росы траву. Лягушата — за ней.
Когда золоченая карета довезла Барбацуцу до ее крепкого деревянного дома с голубятней на крыше, городские часы отбили полночь.
Барбацуца увидела около крыльца какую-то скорчившуюся фигурку.
Она разглядела тощую девчонку в тряпье. В широко открытых глазах девчонки повис месяц.
А Лоскутик, потому что это была именно она, увидела страшную одноглазую старуху. На голове у старухе дыбом торчал чепец, твердый, как коробка из-под торта. Впрочем, для нас в этом нет ничего удивительного, если мы вспомним, что чепец Барбацуцы побывал в котле с манной кашей.
— Вам не нужна служанка? — чуть слышно прошептала Лоскутик.
— Ты бы лучше спросила, не нужна ли мне воровка? — закричала Барбацуца таким страшным голосом, что в окнах соседних домов зашатались огоньки свечей. Барбацуца вытащила Лоскутика из-под крыльца.
— Я не воровка! — вскрикнула Лоскутик, стараясь вырваться из цепких рук Барбацуцы.
— Ах, не воровка! — захохотала Барбацуца. — Шатаешься по ночам около чужого дома — раз! — Барбацуца загнула кривой тощий палец. — Глаза горят — два! — Барбацуца загнула второй палец. — Живот так и распевает песни от голода — три! Хочешь удрать — четыре! Чего же еще? Ясно, воровка!
Барбацуца, держа Лоскутика за руку, втащила в дом. Швырнула ее на лавку. С грохотом придвинула тяжелый стол, так что он врезался Лоскутику в живот и припер к стене.
Затем Барбацуца выхватила из печки целиком зажаренного гуся и шлепнула его на блюдо, стоящее перед Лоскутиком:
— Ешь!
Налила кружку воды, с маху поставила на стол, расплескав половину:
— Пей!
За окном раздался еле слышный вздох облегчения. Барбацуца подскочила к окну.
Она увидела что-то белое и туманное, прилипшее к стеклу.
— Это еще кто тут? — рявкнула Барбацуца. — А палки не хочешь?
Но белое и туманное поморгало выпуклыми глазищами, тихо отлетело от окна и исчезло в темноте.
Глава 5
Жаба Розитта
Тебе, мой дорогой читатель, наверно, совершенно непонятно, как это Лоскутик в такой поздний час
