очутилась под крыльцом Барбацуцы? И откуда она могла узнать, что Барбацуце нужна служанка?
Но наберись терпения, мой читатель! Мы с тобой немного забежали вперед, и поэтому теперь нам надо вернуться немного назад.
Если ты помнишь, насмерть перепуганные лавочник и лавочница убежали с чердака. После этого Облако спросило Лоскутика, может ли она тихонько спуститься по лестнице. А само вылетело в окно.
Так вот что было дальше.
Лоскутик на цыпочках спустилась вниз.
Впрочем, она могла бы топать, как слон, и танцевать дикий танец на каждой ступеньке. Лавочник и лавочница, заперев дверь на все замки и засовы, залезли под кровать и так тряслись от страха, что подушки и одеяла решили, что началось землетрясение.
Итак, Лоскутик благополучно вышла из дома. За углом она увидела белого льва. Лунный луч проходил через Облако, и в животе у него плясали мелкие капли воды.
— А вещи, пожитки? — спросило Облако.
— Нету. — Лоскутик с виноватым видом развела руками.
— Хорошо, — одобрительно сказало Облако. — И у меня никаких вещей. Не понимаю я людей! Отправляются в путь — тащат на себе какие-то узлы, ничего не видят кругом… Путешествовать надо налегке. — Облако мягко подпрыгнуло. — Ты знаешь, как пройти к королевским садам?
— Кто же этого не знает?
Они пошли по дороге.
Белый лев шел медленно. Пожалуй, четырех лап для него было слишком много. Непослушные белые лапы то и дело обматывались одна вокруг другой, иногда даже завязывались узлом.
— Я, пожалуй, полечу. Ходок я не из лучших.
Облако упруго, как на пружинах, подпрыгнуло и поплыло рядом с Лоскутиком.
— Я бы сейчас выпило полфонтанчика, — мечтательно вздохнуло Облако. — А почему тебя зовут Лоскутиком? Глупое имя.
— За мое платье, — тихо сказала Лоскутик, не глядя на Облако. — Я собираю лоскутья и подшиваю их к подолу и рукавам. Я же не виновата, что мои руки и ноги почему-то все время растут.
— А о чем думают твои папа и мама, которых всегда полно у вас, у людей?
— Они давно умерли. Я их даже не помню.
— Но маленькие люди не живут одни. С кем ты жила?
— Не «с кем», а «у кого», — сказала Лоскутик. — Я жила у чужих людей. Когда я была совсем маленькая и умела только ползать по полу, меня взяла к себе торговка пуховыми перинами. Она набивала пухом перины и подушки. Пух летел во все стороны, а я ползала по полу и собирала его. Когда я немного подросла и уже научилась ходить, меня взял к себе богатый мельник. Весь дом у него был засыпан мучной пылью. Я вытирала пыль с утра до ночи. Когда я еще подросла, я попала к торговке жаренной печенкой. Целые дни я терла песком жирные сковородки. Но торговка выгнала меня. Она сказала, что я стащила кусок печенки. А на самом деле печенку украл ее сынишка — обманщик и обжора. Тогда взял меня к себе трактирщик. Я прислуживала его гостям и носила тяжелые кружки с вином. Но однажды я уронила кружку и разбила. И тогда трактирщик…
— О!.. О!.. — услыхала Лоскутик позади себя.
Она оглянулась.
Облако сидело в пыли, прямо на дороге, маленькое, сморщенное, и обливалось слезами.
— Я так и знало, что все кончится очень плохо, — тряслось оно в лунном свете. — Зачем, зачем ты мне это рассказала? Чтобы я выплакало из себя последнюю воду? Да?
Лоскутик осторожно, обеими руками подняла Облако. Оно было легче перышка. Еще дергая носом и горько всхлипывая, Облако обмоталось вокруг ее шеи. У Лоскутика по спине, между лопатками, потекли струйки воды.
Теперь Лоскутик шла медленно, часто спотыкаясь. Она плохо видела. Облако наползло ей на глаза.
Что-то стучало около ее левого уха.
«Его сердце…» — подумала Лоскутик.
Они прошли через площадь Одинокой Коровы. Было тихо. Только в лавке Великого Часовщика в такт тикали все часы — большие и маленькие, чтобы убаюкать старого мастера.
Чем ближе они подходили к королевскому парку, тем выше становились дома по обе стороны улицы.
Дома были с балконами, башенками и флюгерами.
В некоторых окнах даже виднелись горшки с цветами. Это были дома богачей.
В этом городе так и определяли богатство: сколько горшков с цветами стояло в окнах.
В этом городе говорили:
«Вы слышали, моя дочь выходит замуж за очень богатого человека… Вот счастье привалило! Вы только подумайте, у него семь горшков с цветами!»
«Главный тюремщик все богатеет, у него уже одиннадцать горшков с розами!»
«Этот чудак, старый мастер зонтиков, вконец разорился. Вчера у него завяла последняя маргаритка. Бедняга, ему не на что было купить воды, чтобы ее полить…»
Наконец улица кончилась. Лоскутик вышла на дворцовую площадь.
— Ох, пыли наглоталось… — простонало Облако. — Не могу больше. В горле так и жжет. Ну, скоро королевские сады?
— Мы уже пришли. Вот они, — тихо сказала Лоскутик. — Смотри. Там все другое. Как в сказке.
За тяжелой чугунной оградой стеной стояли деревья, серебряные с одного бока. Из травы поднимались цветы. Как живые, в лунном свете шевелились фонтаны.
Облако, скользнув по шее Лоскутика, перевалило через ограду и, пригнув струи воды, нырнуло в ближайший фонтан.
Послышалось бульканье, как будто на дно фонтана опустили огромную бутылку.
Потом Облако, большое, пышное, выкатилось из воды и развалилось на росистой траве, с наслаждением поворачиваясь с боку на бок.
— Иди сюда, Лоскутик! — позвало оно разнеженным голосом.
— Ты же знаешь! — Лоскутик попятилась от ограды. — Бульдоги! Сад сторожат Бульдоги!
— Подумаешь, буль-буль-бульдоги! — беспечно пробормотало Облако.
Через газон, задними ногами откидывая росу, мчались десять раскормленных квадратных бульдогов.
Облако дернуло себя за ухо и взлетело на ветку. Село прямо на птицу. Птица залилась еще слаще, раздувая горло, хотя и очутилась прямо в животе Облака. Облако вытащило откуда-то носовой платок, встряхнуло за один угол и отпустило. Белый носовой платок, покачиваясь туда-сюда, поплыл в темноту.
Бульдоги между тем сунули слюнявые морды между прутьев решетки и жадно зарычали, разглядывая Лоскутика.
— Мяу-у! — раздался сахарный тонкий голосок.
От этого «мяу» бульдоги разом вздрогнули, выдернули морды, застрявшие между прутьями, и резко отскочили назад… Лоскутик увидела десять хвостов-обрубков, дрожащих мельчайшей злобной дрожью.
На круглом газоне стояла пушистая белоснежная кошка, изогнув упругую спину. Одну лапу, как и подобает уважающей себя кошке, брезгливо подняла, стряхивая каплю росы.
Облако, сидевшее на ветке, одобрительно посмотрело на кошку.
— Мяу-у! — еще слаще пропела кошка и исчезла в тени.
Бульдоги, хрюкнув от такого невиданного оскорбления, бросились за ней.
