тоски и скуки. «Гулял к вечеру. На небе крупные звёзды», — записал поэт в дневнике — и Стихошлеп покидал свой ангар и топал под крупными звёздами. Потом он смазывал гусеницы и подбирал рифмы к каким-нибудь словам, оканчивающимся, например, на «ква», «щи» и «ук». Однажды ранним утром он неожиданно составил строчку: «Вечер был. Сияли звезды».
Эта строка ему почему-то так понравилась, что он выпустил её из уха в виде ста картонных карточек:
«11 0000 1111 0. 111 0000111 000».
В такой цифровой форме это краткое сочинение Стихошлепа распространилось по Острову. Иногда дневник казался ему сбивчивым, и туготрон сердился на поэта.
«Первое время я терялся в груде материала», — писал в дневнике поэт.
— А ты не теряйся! — бормотал Стихошлеп. — Не теряйся! Чего тебе теряться? И в каком материале ты потерялся? Ну в каком? — вопрошал он. — В железе? Асбесте? В пенопласте?
Но барабан в голове тихо поскрипывал, передвигая загадочные строки: «Читал историю философии».
— Тьфу, ты! — сердился Стихошлеп и с досадой захлопывал крышку своей головы.
«…Мне кажется, что я ничего не успею», — жаловался поэт — и это особенно смешило туготрона.
— Скажет тоже! — говорил он. — У нас быстродействие. Сто тысяч рифм в секунду! А он говорит «не успею».
Иногда Стихошлеп выключал проигрыватель с дневником и переходил на самообслуживание. Целыми днями он отстукивал длинные стихи со складными рифмами и громко смеялся.
На Острове появлялись сотни картонных листовок со стихами Стихошлепа. Он бегал на аэродром и совал пачки туготронам, поднимающимся к летающим платформам.
— На, брось со своей тарелки! Жалко тебе, что ли? — попросил он однажды Дуракона45.
— Давай, — сказал Дуракон45 и бухнул на Остров сразу сорок килограммов стихов.
За это ему был большой нагоняй.
В тот момент, как Хамиан14 приказал вызвать Стихошлепа, он плавно опускался на дно озера, после того как утром прочитал строчку из дневника поэта: «Жарко. Пошёл купаться на озеро. Писал стихи». Выпустив облако дыма, Стихошлеп опустился на дно и медленно прошёлся по нему, натыкаясь на затвердевшие мешки с мукой. Это был урожай прошлого года.
«Теперь пора писать стихи», — подумал туготронный поэт и начал с бульканьем подниматься к голубой глади озера.
— Эй, на озере! — окликнул его кто-то с берега.
Поэт увидел на берегу Автоскока, который выпустил чёрное облако дыма и пару синих лучей.
— Эгей! — отозвался Стихошлеп.
«Где он берет столько горючего? — позавидовал Стихошлеп. — Дыму-то, дыму-то от него сколько!»
— Лети на поляну в квадрат сорок два! — крикнул Автоскок и, поправив на себе хвост ракеты, поднялся в воздух.
— Винта с два полечу! — пробормотал Стихошлеп. Его походная ракета давно валялась без употребления в куче хлама.
Он вышел из воды и, выпустив из уха несколько карточек с новыми рифмами, пошёл пешком по живописной тропинке, вьющейся по направлению к квадрату сорок два. Через минуту и пятьдесят две секунды он пришёл на поляну, где уже собралась толпа туготронов. Хамиан14 так перегрелся, что из-под крышки его головы валил пар, как из кипящего чайника.
— Наконец-то, дорогой мой! — обрадовался он, увидев Стихошлепа, и усыпал свой экран изображениями незабудок. — Найди мне, пожалуйста, в твоём словарике слово «есть».
— Есть — это глагол, — безмятежно ответил Стихошлеп и перевёл свой ответ на язык цифр: «100000 11 000».
На розовом экране Стихошлепа это выглядело очень красиво.
Хамиан14 повернулся к Серёже.
— Ясно? — спросил он.
Серёжа сжимал в руке горсточку муки и молчал.
— И не развязывай больше узлов, пока я сам не научусь, — добавил туготрон.
Серёжа молчал.
— Включи экран и подготовь мне к завтрашнему дню программу развязывания узлов.
Серёжа хотел вынуть фонарик из кармана, но рука его не послушалась.
— Смотрите, до чего же побелел экран у Ненамагниченного! — заметил какой-то туготрон.
Наступила тишина. Серёжа услышал, как где-то зашелестели листьями деревья, и закрыл глаза.
«Испортился», — подумал Хамиан.
— Эй! — крикнул он. — Посыпьте его мукой, если она ему так нужна!
Туготроны бросились к открытому мешку и, отталкивая друг друга, стали бросать в Серёжу мукой. Серёжа открыл глаза. Вокруг него бушевала мучная метель.
— Отведите его в Ангар высокого напряжения. Пусть зарядит свои аккумуляторы, — распорядился Хамиан.
«Там-то уж мыслей не бывает», — подумал он и погладил свои розовые косицы.
— А он знает много слов? — задумчиво спросил Стихошлеп, повернув экранчик к Серёже. — Мне так нужны слова! — добавил он мелодичным голосом.
— И мысли тоже? — злобно гаркнул Хамиан. — Если у него есть мысли?
— Мне нужны не мысли, а слова, — беззаботно сказал Стихошлеп. Внутри у него заиграла тихая музыка.
запел проигрыватель Стихошлепа.
— Эх, Стихошлеп, Стихошлеп! — вздохнул Хамиан14. — А я-то думал, что на тебя можно опереться в трудную минуту. Пойди проводи Ненамагниченного, а я переберу свои щитки!
Толпа туготронов стала редеть. Кое-кто взмыл на ракетах в воздух, оставляя реактивную струйку в небе. Некоторые возились около мешков, пытаясь их развязать, подражая Серёже. Какой-то любитель выпустил из уха десять тысяч фотографий Серёжи с надписью: «11001», что означало: «Не в магнитах счастье».
Хамиан14, кряхтя, вынул инструменты из колена и начал возиться со своими щитками. На щитках были собраны схемы мелкого жульничества.
— Эх-хе-хе! — вздыхал он. — Куда ты, удаль прежняя, девалась?..
Стихошлеп подошёл к Серёже и долго топтался, не решаясь подать на экран приветственные незабудки.
— Включите свой подсвет, если вам это не очень магнитно, — попросил он.
Серёжа слабо помахал карманным фонариком перед лицом. Экран Стихошлепа залился ярким светом и запестрел полевыми цветами. Из его уха вылетела серия карточек с рифмами на «ши».
— Команда есть команда, — коротко сказал туготронный поэт. — Дивная погода! Спешим в Ангар
