существует, пока никто ничего лучшего не пишет, пока Жуков менее талантлив, чем Сисин. Ерофеев словно подмигивает нам и говорит: мол, если я настолько плохой, то почему мне не могут предложить ничего равносильно-хорошего? Указав ему на его «подлое место» в искусстве, мы повысили донельзя упавшую планку творческого мастерства.

Перепрыгнете?..

(Опубликовано в журнале «Континент». 2004. № 121)

Скифия в серебре

«Русский проект» в современной прозе

Небо вылакали. Подброшенный в воздух чепчик — воздуха не обнаружил. На земле его, кокетливый символ лояльности и консерватизма, уже угрюмо поджидал вольнодумец булыжник, которым прогрессивно мыслящая толпа погоняла историю. «Ура» в лентах и неотесанное «ужо тебе» таким образом примирились, подрезанные силой тяжести. Кликуши и радетели, монархисты и народовольцы сошлись вдруг в одном: Россия застряла.

Исчерпали ли мы бездарной междоусобной тяжбой отпущенный нам ресурс Исторических Свершений, а может, через тернии революций и пятиконечные звезды диктатур только-только пробрались к нераспакованным, ждущим своего часа коробам с ветрами перемен?.. Стоящие произведения о судьбе России, пожалуй, сегодня можно отличить именно по прикосновению к этой глубочайшей тайне русской жизни: писатели ставят вопрос не о существе нашего будущего, а о самом его существовании. Те, кто до сих пор увлеченно кидает кости то за коммунизм, то за монархию, то за мировую империю, то за компактный нефтяной эмират, уже не художники, а политиканы, уводящие читателя прочь от сути исторической проблемы России.

Авантюрные, сказочные, гротескные — произведения-фантазии о будущем России стоит различать не по рецептам счастья и политическим убеждениям авторов, а по их взгляду на возможность для нашей страны всамделишного, неподдельного, не запаянного в цикл, одним словом — небывалого будущего. Надежда, тупик, катастрофа — три литературные идеологии, из которых вдруг да сложатся истины искомой национальной идеи?

Когда же придет настоящий день?

Плюс-проект: «ЖД» — «2017» — «Спаситель Петрограда». Объемные романы Ольги Славниковой «2017» и Дмитрия Быкова «ЖД» (оба — М., «Вагриус», 2006) поражают близостью высказанных в них ключевых интуиций. Разница взятых масштабов и найденных исторических решений, противоположность стилей забываются, как только понимаешь, что оба писателя предъявляют одно и то же требование к одной и той же по сути, сходно понятой России.

Оба романа сильны требованием будущего, коренного переустройства российской жизни — на глубинном, мистическом уровне. Неподлинность, театральность, кажимость России Славниковой соответствует занятой самораспадом, убаюканной гнилью, отравленной всеобщим согласием на полужизнь России Быкова. Псевдожизни государственной в обоих романах противостоит личная жизнь главных героев: их любовь подана как опасная для мира гнили и театральности, а потому неугодная подлинность существования. Для обоих писателей важно несовпадение глубинного мира России с ее поверхностным образом, навязанным лжепатриотической (Славникова) или даже впрямую вражеской, оккупантской (Быков) властью. Мистическое бытие России выражено в двух взаимосвязанных образах — «земли» и, возьмем формулировку Быкова, «коренного населения», коренного в точном смысле укорененности в «земле», умения к ней прислушиваться, жить в рамках ее велений. Подобно тому как «коренное население» Быкова умеет «договариваться» с землей о всходах и плодах, так и «рифейские» хитники, подпольные добыватели драгоценных ископаемых, учатся прислушиваться к земле, уславливаться с ней о камнях. Не случайно одна из героинь Славниковой отмечает ключевое и для романа Быкова противопоставление «аборигенов» — «колонизаторам»: «Вы (рифейцы-хитники. — В. П.) — аборигены, все остальные колонизаторы. Прекрасная местность каким-то образом сама вас воспроизводит — для собственных, совершенно не человеческих нужд».

Именно непроявленность глубинной, не официозной жизни России, подпольное положение ее «коренного населения» — признак и причина «необратимой порчи истории», «глобальной консервации новизны» (Славникова). История в России «прекратилась» (Славникова) или, радикальнее, «до сих пор не началась» (Быков).

Задачу своего нового романа сам Дмитрий Быков определяет внелитературно нагруженным словом «истина». В предисловии к фрагментам романа, опубликованным в журнале «Октябрь» (2006. № 8), он открещивается от выполнения любых литературных, эстетических ожиданий читателя: «Литература и не обязана быть хорошей, более того — в иные времена ей это вредно. Мне хотелось написать не хороший роман, а такой, какой мерещился». «ЖД» — роман-миссия, призванный стать толчком к запоздавшему началу русской истории. «ЖД» — роман-поэма, восходящий, по словам автора, к Гомеру и Гоголю, цель которого — объяснить нацию и «выдумать страну заново».

Выдумать страну — заполнить пустоту в ее историческом образе. В своей знаменитой поэме Гоголь исполнил первую часть миссии национального эпоса: объяснил. И Быков недаром среди приведенных им ироничных расшифровок заглавной аббревиатуры «ЖД» выбирает самый амбициозный вариант — «Живые души», претендуя таким образом на продолжение попытки национального эпоса, на создание ни много ни мало как своей версии второй части «Мертвых душ», России обетованной, которой искони бредят русские писатели и философы.

При всех несостыковках романа, а их немало, и главным образом смущают настойчивые повторы излюбленных обвинений, смешение наблюдений разного уровня типичности, когда личные обиды, булавочные претензии к узнаваемым фигурам и явлениям высказываются с той же серьезностью, что и масштабные сатирические обобщения, сбой проникновенной лирической речи на плоскую газетную интонацию, — при всех подобных шероховатостях, о которых автор и предупреждал нас во вступлении, роман Быкова — очень сильная книга. Она сильна ощутимым движением мысли — живой и острой мысли о России. Это книга-спор, книга-диспут, и в этом смысле она продолжает предыдущий роман Быкова, «Эвакуатор». Романы-полемики удаются Быкову благодаря его особенному чутью на неполную, не «белоснежную правоту», на его умение находить изъян в любой абсолютности. На этом и основана динамика текста «ЖД»: за каждой картиной реальности, которая нам представлена как обладающая последней правотой, все время открывается другая, третья, так что от поверхностной, казавшейся нам безальтернативной модели российской жизни мы постепенно доходим до ее невидимых глубин, но шагаем и дальше — в незримую даже для внутреннего взора автора, только обещанную и понуждающую к свершениям будущую жизнь России.

Слово найдено: наша страна — «колония». Русские — вовсе не коренное население России. Тяжелые хмурые души, тоскующие и ненавидящие свой народ, занятые, по сути, истреблением себя бессмысленными жертвами, изнурительными войнами, злобной медициной, въевшейся в жизнь бюрократией, — «русские вели себя так, как только и может вести себя некоренное население на чужой земле». «Во стане русских воинов» — первая часть, вводящая в обстоятельства самого поверхностного, видимого и пропагандируемого, пласта русской жизни, — отсылает нас к почвенническому, ура-патриотическому образу России. Собственно, те, кому не захочется увлечься игрой в альтернативную историю колонизации Руси «захватчиками», могут легко позволить себе воспринять образ русских в романе как злую сатиру на почвенническую и государственническую утопию о России.

В русских, они же «варяги», они же силы «Севера», пришельцы с ледников, воинственные апологеты сверхчеловеческой вертикали, империалисты и общинники, создатели советского государства, — в русских разоблачено глубоко зашедшее нездоровье национального самоощущения. «Тоска и тревога… Откуда тоска и тревога? Что это за русская тайна, об которую все обламывали зубы? Может, она в том и есть, что…»

Вы читаете Матрица бунта
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату