Путешествия Христофора Колумба /Дневники, письма, документы/

За остальную часть дня, до захода солнца, адмирал проплыл еще 27 миль и всего за день прошел на юго-юго-восток 13 лиг.

Суббота, 9 февраля. Часть ночи адмирал следовал к юго-юго-востоку и проплыл три лиги, а затем он взял на юг, четверть к юго-востоку, а спустя некоторое время на северо-восток. До 10 часов утра пройдено было еще 5 лиг, а за остаток дня, до захода солнца, он сделал 9 лиг к востоку.

Воскресенье, 10 февраля. После захода солнца адмирал проплыл до наступления дня 130 миль, или 32¹/₂ лиги. Днем проходил он по 9 миль в час и за 11 часов сделал 99 миль, или 24 ³/₄ лиги.

На каравелле адмирала пролагали по карте пройденный путь Висенте Яньее [Пинсон], оба пилога – Санчо Руис и Перо Алонсо Ниньо – и Ролдан. Все они считали, что корабли прошли далеко на восток от Азорских островов. Все считали, что пройден последний к востоку остров Азорского архипелага Санта Мария, и что от этого острова корабли ушли уже на 5 лиг вперед, вступив в воды Мадеры или Порто Санто. Однако адмирал полагал, что очень отклонился от принятого пути и находится вовсе не так далеко к востоку, как то считают пилоты. По его расчетам, этой ночью остров Файял остался прямо к северу, и шел он сейчас по линии, идущей к Нафе, что в Африке, причем эта линия проходила на… [85] лиг к северу от расположенного под ветром острова Мадеры. Таким образом, пилоты утверждали, что находятся на 150 лиг ближе к Кастилии, чем это предполагал адмирал.

Адмирал говорит, что, когда, с помощью божьей, увидят они землю, выяснится, чей расчет вернее. И он говорит еще, что на пути [в Индию] впервые заметили траву в море на расстоянии 263 лиг от острова Иерро ⁴⁹.

Понедельник, 11 февраля. Ночью адмирал шел своим путем, делал в час 12 миль, и проплыл 39 лиг. За день пройдено было 16¹/₂ лиг. Он видел много птиц и заключил поэтому, что находится близко от земли.

Вторник, 12 февраля. Ночью адмирал плыл со скоростью 5 миль в час и прошел до наступления дня 73 мили, или 18¹/₄ лиг. Поднялась сильная буря, и море начало так волноваться, что, по словам адмирала, не будь «Нинья» такой прочной и столь хорошо приспособленной для плавания, он серьезно опасался бы за ее судьбу.

За день с большим трудом и риском пройдено было 11 или 12 лиг.

Среда, 13 февраля. От захода солнца до наступления дня адмирал провел в неустанных трудах из-за ветра, сильного волнения и бури. На северо-северо-востоке трижды сверкала молния – адмирал говорит, что это признак сильной бури, которая должна пройти или с той стороны, где видны были молнии, или с противоположной. Адмирал шел на спущенных парусах большую часть ночи. Затем поставил часть парусов и проплыл 52 мили, или 13 лиг. Днем ветер приутих, но затем налетел с новой силой, и море стало грозным, и на поверхности его вздымались волны, угрожавшие кораблям гибелью. Пройдено было 55 миль, или 13¹/₂ лиг.

Первый переход Колумба через Атлантический океан.

Четверг, 14 февраля. Ночью ветер усилился, волны же были ужасны. Они сталкивались друг с другом и сотрясали корабль, который не мог ни продвигаться вперед, ни вырваться на свободу. А затем, столкнувшись, волны разбивались о корпус корабля. «Нинья» шла только под одним малым нижним парусом – главное было хоть как-нибудь продержаться на волнах. Так проплыли 3 часа., и за это время пройдено было 20 миль. Ветер все время усиливался, и адмирал, видя, что корабль находится в опасности, вынужден был идти в том направлении, куда влек его ветер, потому что другого выхода не было.

То же произошло и на «Пинте», где был Мартин Алонсо [Пинсон], и она исчезла! из вида, хотя всю ночь адмирал давал сигналы фонарем. Сперва на «Пинте» отвечали адмиралу, затем сигналы прекратились, вероятно, потому, что их нельзя было подавать из-за бури, или потому, что эта каравелла оказалась на большом расстоянии от пути, которым шел адмирал.

Адмирал прошел за ночь на северо-восток, четверть к востоку, 54 мили, или 13¹/₂ лиг. С восходом солнца ветер усилился, и волнение на море стало еще более грозным. Каравелла шла только под одним малым нижним парусом, чтобы можно было идти между волнами, не зарываясь в воду.

Адмирал взял сперва на восток-северо-восток и затем отошел на четверть к северо-востоку.

За шесть часов пройдено было 7¹/₂ лиг.

Адмирал приказал выбрать по жребию человека, который был бы обязан [по прибытии] в Кастилию совершить паломничество в храм Святой Марии Гвадалупской и поставить перед ее образом восковую свечу весом в пять фунтов, и он распорядился бросить жребий, для чего велел принести столько горошин, сколько было людей на корабле. На одной из горошин он ножом пометил знак креста, а затем взял колпак, высыпал в него все горошины и тщательно перетряхнул их. Первым, кто вложил руку в колпак, был сам адмирал. Он вытянул горошину с крестом, и таким образом на него пал жребий, и отныне он считал себя паломником, обязанным выполнить данный им обет.

Снова, брошен был жребий, чтобы отправить второго паломника в монастырь Св. Марии Лоретской, в Лорето, городе Анконской мархии на папской земле. А монастырь этот считается домом, где наша владычица творила и творит великие чудеса. Жребий пал на моряка из порта Санта Мария Педро де Вилья, и адмирал обещал дать ему денег на дорогу.

Еще одного паломника адмирал решил отправить в монастырь Св. Клары Могерской, где должен был он отстоять всеночную и заказать благодарственную мессу. Снова метали жребий по горошинам, и та, что помечена была крестом, досталась адмиралу.

А затем адмирал и все его люди дали обет: по прибытии на первую же землю всем в одних рубахах направиться крестным ходом на благодарственную мессу в церковь, посвященную нашей владычице. Кроме общих для всех обетов, каждый принял на себя свой собственный, особый обет, потому что никто не думал, что удастся избежать неминуемой гибели во время этой страшной бури.

Опасность возрастала еще и потому, что на корабле было недостаточно балласта (lastre); груз его облегчился, так как съедены были уже запасы провизии и выпиты вода и вино. Адмирал, желая сберечь драгоценное время, не пополнил запасов на островах, имея в виду нагрузить корабль на острове Женщин, к берегам которого намерен он был идти. Он нашел, однако, средство, которое должно было применить в этом случае, и при первой же возможности наполнил порожние бочки из-под вина и воды морской водой. Таким образом, опасность, вызванная недогрузкой корабля, была устранена.

Адмирал указывает на некоторые приметы, которые внушали ему опасения, что господь наш пожелал погубить его здесь, и на другие приметы, позволявшие ему надеяться, что [бог] доставит его в сохранности [в Кастилию], дабы не погубить напрасно вести, которые вез он королям.

Адмирал имел большое желание доставить столь великие вести и доказать тем самым, что он был прав, когда говорил о [будущих] открытиях и их предсказывал. Но величайший страх внушала ему мысль, что он не завершит [свое дело] и что любой комар, как он говорит, может ему повредить и помешать.

Страх этот адмирал приписывает своему маловерию и тому, что ослабла у него вера в божественное провидение. И этому противопоставляет он, с другой стороны, милости, ниспосланные ему богом, который даровал ему такую победу, какой были открытия, ныне совершенные; и бог удовлетворил желания адмирала, ибо после того как в Кастилии были преодолены многочисленные препоны и помехи в его делах и положен конец им и с помощью божьей налажено все это предприятие, и бог, вняв адмиралу, дал ему все, что тот у него просил, можно было надеяться, что дарует господь и сейчас завершение начатого и доставит адмирала в сохранности [в Кастилию]. И главное – однажды уже на пути [в Индии] бог избавил его от опасности, когда он имел веские основания трепетать перед ней: случилось это, когда, все моряки и люди, бывшие с ним, приняли решение возвратиться [домой] и возмутиться против него, и предъявили ему свои требования [86]. Но бог, существующий извечно, дал ему силу и мужество, чтобы устоять против всех. Для него и в нем самом совершил господь еще многое иное и чудесное в этом путешествии, кроме того, о чем их высочества знают от особ, к ним приближенных. И он говорит, что не должен был опасаться бури, «но по слабости своей и вследствие усталости не мог я быть твердым духом».

Также он говорит, что его очень печалили мысли о двух сыновьях, оставленных в Кордове, в учении, потому что он покинул их сиротами, без отца и без матери, на чужой стороне ⁵⁰. А короли не