Сыны доктрины

Возьми, сын мой, три унции ртути и четыре унции злости…

Из старинного алхимического рецепта, о чем свидетельствует Рабинович

Гермес

Говорят, близ Хеброна На могильной плите Трисмегиста Гермеса Македонский А. Ф. повелел начертать Тринадцать незыблемых правил «Изумрудной скрижали» Гермеса.

Изреченное сим достославным, Хитрованом и ловким умельцем, Оказалося тем матерьялом, Из которого столько веков Формовало себя мироздание златоадептов — Лунно-солнечных братьев, пришедших Из верховий зеленого Нила. Приблизительно так начал я мою книгу О Большом Королевском Искусстве… Слово за слово, букву за буквой Стал перекладывать важные те письмена С латинского, ихнего — на русский, родной. И вот что тогда получилось: «Не ложь говорю, а истину изрекаю», — Сказал Основатель во-первых. «То, что внизу, подобно тому, что вверху, А то, что вверху, тому, что внизу, подобно», — Было сказано во-вторых. (Для того, чтобы уши не слишком увяли И в глазах чтоб не очень рябило, В-третьих, в-пятых и даже в-восьмых опущу, Приступая к девятому сразу.) «Отдели же землистое от огня И от грубого тонкое нежно. И тогда ты увидишь, как легчайший огонь, — Объяснил Основатель в-девятых, — Возлетев к небесам, наземь вдруг низойдет, Единенье вещей совершая: Светлых горних вещей, Темных дольних вещей, — Примиряя, свершая, стращая… И вот уже — разве не видишь? — вглядись: Тьма кромешная прочь убегает. Прочь. И еще раз, конечно же, прочь..» (А в-десятых — опять опускаю.) И сказал он в-одиннадцатых тогда: «Так устроено все повсеместно». «Так», — еще раз сказал. И на третий раз: «Так!» — Закругливши тем самым тираду. «Удивительный плод от сентенций моих Предстоит и созреет в грядущем», — Обещал Основатель… (И образ возник — Неизвестно чего, но прекрасный.) А в-двенадцатых имя потомкам назвал: «Трисмегистус зовусь. Все три сферы ума — Все мои до конца. Ровно три!» Он сказал, как отрезал. А в-тринадцатых, Слово в молчанье включив, Возвестив про деяние Солнца, На прощанье сказал Тривеликий Гермес: «Как хотите, а я умолкаю…» Так на русский язык это слово легло. (Прочитал. Перечел. Передвинул. Поменял. Переставил. Содвинул. И еще раз, как водится, перечитал, Набросав на полях перевода Карандашный рисунок, На коем Гермес Весь в хитоне и, кажется, в джинсах.) Но лишь точку поставил и штрих оборвал, И рисунок виньеткой обрамил, Как сей же миг латинисты нахохлились, Внутренние рецензенты осерчали, Ворчали в академических кругах. И вот уж — о ужас! — Восстала классическая филологиня: «Гермесы хитонов тогда не носили, А шествовали с кадуцеем в руке И с крылышками на пятках». Согласился, поспешно кивнув. Смотрите: стираю резинкой хитон. (Показываю специалистам тетрадку.) Но здесь же, при них же, Подчеркиваю узкие бедра легкоступа-Гермеса, Резко обозначая, теперь уже внятным штрихом, Каляные джинсы, Даже самое возможность крыльев на пятках На корню упраздняя. Джин-с из бутылки… Ан глядь: латинисты — куда там! —
Вы читаете Алхимия
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату