заменитель.
Новые идеи Парацельса противостоят традиционной средневековой алхимии. Противостоят, но и генетически связаны. Лишь целостный текст свидетельствует новый стиль, новое мироощущение, пир ренессансной всеядности.
Ренессансная алхимия окончательно утрачивает — по сравнению с Александрией — былую, пусть мишурную вещественность, вырождаясь в мистерийный карнавал с чертами грядущего барокко. Это время в жизни алхимии характеризуется неуправляемым расцветом демонологических и оккультно-герметических увлечений неоплатоников Возрождения (как бы возвращение к истокам) с их рационально невыявленными коллективными переживаниями[164]. Действуя вне артикулированных форм, алхимия являет нескончаемое пиршественное богатство творческих эмоций, довольствуясь бедностью осознанных идей (Аверинцев, 1972а, с. 152–153)21. Но и экстатический дух деяния скорее подспорье для той исторической роли, которую суждено было сыграть алхимии в развитии культуры европейского средневековья, ибо показание глубин души подлинней конструкций рассудка, о чем пространно толкует Тертуллиан (II–III вв.) в трактате «О свидетельстве души» (там же, с. 153). Такова эта алхимия. Таковы последние ее века.
Отлетевшие символические химеры оставили, однако, на дне алхимического горна все необходимое для новой химии и наукоучения в духе Френсиса Бэкона.
Несколько еще алхимиков, но уже и химиков. Это последний мостик к химии Бойля — Лавуазье.
Андрей Либавий (XVI–XVII вв.). «Алхимия» — главное его сочинение (Libavius, 1597.) Первый раздел этой книги содержит описание химической посуды, химических аппаратов, нагревательных приборов. Здесь же дан проект идеальной химической лаборатории. Алхимия, как ее понимает Либавий, — наука практическая, складывающаяся из двух взаимосвязанных частей.
I. Энхерия (греч. ????????— вручение). Описываются методы оперирования с веществами. Дается описание свойств веществ. Эта часть в свою очередь слагается из обработки (elaboratio) — приемы воздействия на вещество; и активации (exaltatio) — созревание (мацерация, или мату-рация) вещества и градация вещества (усиление его действия).
II. Собственно химия как наука получения веществ (простые вещества: магистерии, металлы и их соединения; экстракты: водные извлечения из растений, или эссенции; водки, настойки, соли, щелочи, кислоты).
Если только оставить в стороне эмоциональную оценку Мейера, можно сказать, что такая характеристика алхимии позднего средневековья скорей подошла бы к фарсовой, действительно реликтовой алхимии XVIII века. Верно, что история алхимии — часть истории культуры. Но и часть истории науки, истории химии. Этого Мейер в алхимии средневековья не видит. Что же до Цейтлина, то его мнение о соответствии поздней алхимии духу средневековья нуждается в поправочном коэффициенте, учитывающем еще и меру ее несоответствия этому духу. Отличие же западной алхимии от ее эллинистического прошлого, подмеченное Цейтлиным, представляется верным, хотя арабские химики здесь ни при чем.
Этот раздел завершается описанием способов получения сложных лекарственных смесей.
Либавий — экспериментатор. Он впервые получил хлорное олово действием олова на сулему — «дымящийся спирт Либавия» (spiritus fumans Libavii), купоросное масло («купоросный спирт») — прокаливанием квасцов, купороса и серного масла; сжиганием серы и селитры.
Либавий, назвавший главное свое сочинение «Алхимией», — в сущности уже не алхимик. Лейтмотив алхимии Либавия — практика, вторгающаяся во все сферы химической деятельности: оснащение химической лаборатории, получение веществ, применение этих веществ. Либавий — химик-технолог XVI– XVII веков, кануна первой научной революции.
Если в более ранние времена химик-практик, изготовитель полезных вещей, неукоснительно следовал традиционному, застывшему в веках рецепту (иногда незначительно изменяя рецептурный канон), технолог Либавий делает практическое предписание объектом специального изучения, объектом химической технологии как науки. Вместо рецепта — почти серийный регламент, включающий почти серийные операции над оборудованием, инструментом, сырьем, веществом — промежуточным продуктом, веществом-изделием, практически примененным веществом. Совсем не случайно Либавий описывает именно идеальную химическую лабораторию, отвлекаясь от эмпирических подробностей повседневности. Эмпирия ремесла преодолена в теоретичности химической технологии. Практика приобретает теоретический статус. Именно это обстоятельство (в числе иных социально-экономических обстоятельств) сыграло свою роль в переходе от цехового умения к мануфактурному производству.
Иоганн Баптист Ван-Гельмонт (XVI–XVII вв.). Главный теоретический интерес Ван-Гельмонта состоял в изучении состава — составных частей— сложных тел (Helmont, 1682). Составные части понимались как простые тела. Вода (реальная вода) — составная часть сложных тел. Он был сторонником и одним из первых осуществителей количественного опыта, отвергал огонь как материальное начало и алхимическую триаду, открыл реакцию серебряного зеркала, исходя из предположения о том, что ляпис уже содержит серебро, но лишь в иной форме; осуществил опыты в поддержку принципа сохранения вещества: опыты с песком, вытеснение меди железным гвоздем из медного купороса, сжигание дубовых углей и количественное уловление углекислоты-газа (spiritus silvester). Он же установил горючесть водорода, правда, не идентифицируя его как водород. Он явился одним из основателей пневматической химии. Изучал явления ферментации живого организма. Вместе с тем незыблемо верил в трансмутацию металлов, Парацельсовы археи, самозарождение и экспериментировал в этом направлении. Его опыт по трасмутации, как утверждают доверчивые современники, удался: получено алхимическое золото.
Расчет — вот что принципиально отличает Ван-Гельмонта-экспериментатора. Количественная переформулировка алхимии как деятельности качественной по преимуществу, собственно, и привела его к пневматической химии, подготовившей точный — объемный и весовой — опыт, оправданный, но и отягощенный собственным алхимическим прошлым. (Вспомните пневматическую алхимию у арабов.) Даниил Зеннерт (XVI–XVII вв.) — последователь Парацельса, сторонник физического атомизма (Sennert, 1676) — не отвергал и Аристотелевы элементы, полагая их состоящими из атомов. Если довести эту идею до логического завершения, получается, что атом — не что иное, как элемент, а их ассоциации («вторичные атомы») — молекулы (prima mixta)22. И все-таки Зеннерт верил в трансмутацию, в корне чуждую атомистической доктрине.
Исторический смысл деятельности Зеннерта обычно сводят к механическому возврату к демокритовскому атомизму (атом бескачествен и неощутим). Между тем идея Зеннерта куда оригинальней и основательней: атом — мельчайшая частица состава, но и часть аристотелевского элемента-стихии. Механическая — геометрическая частица и вместе с тем качественно индивидуальная — таков «кирпич» вещественного мироздания у Даниила Зеннерта. Он — физик, остающийся в полной мере и химиком, повелевающим многоцветным миром веществ. Отсюда замечательная мысль о вторичном атоме, или молекуле — подлинно химическая конструкция, «предвосхитившая» химию как науку.
Химия начала XVII века, не чураясь алхимии, в ее границах, впускает в свои пределы атом древних, предварительно осмыслив его в многовековой традиции аристотелевского алхимического элементаризма.
Анджело Сала (XVI–XVII вв.) впервые объяснил образование азотной кислоты из селитры тем, что эта кислота вытесняется из селитры серной кислотой. Повторил Ван-Гельмонтов опыт с омеднением железного гвоздя, полагая медь уже содержащейся в растворе медного купороса (Sala, 1682).
Франсуа Делебоэ Сильвий (XVII в.) — противник Парацельсовых археев. Изучает животные соки, желчь, ферменты. Заметно продвинулся в медицинской химии. Верил в трансмутацию металлов и сам трансмутировал (Sylvius, 1680).
Отто Тахений (XVII в.) — ученик Сильвия. Известен как врач. Изучал химические свойства минеральных веществ, разработал ряд химических реактивов для качественного и количественного определения многих веществ. Один из первых химиков-аналитиков. Самый знаменитый его опыт — окисление свинца до двуокиси с последующим восстановлением сурика вновь до свинца. Тахений непреложно устанавливает 10 %-ное увеличение веса при окислении и, напротив, такое же уменьшение веса при восстановлении. Тахений правильно представлял минеральную соль как результат взаимодействия минеральных щелочей и кислоты, именно их считая реальными материальными началами,
