опрометчивому и непродуманному запасному плану — убийству германского посла в Москве графа Мирбаха. Они надеялись, что, уничтожив посла, они спровоцируют Германию развязать военные действия против России, и это приведет к срыву Брестского мирного договора. Однако начало второй битвы на Марне, заставившей германские войска на Западном фронте перейти к обороне, и быстрые действия Ленина разрушили эту надежду. Ленин организовал жестокое подавление «мятежа» левых эсеров в столице. Советские власти в Петрограде, прекрасно знавшие, что убийство Мирбаха было полным сюрпризом для петроградских левых эсеров, тем не менее, продемонстрировав редкое для себя подчинение контрпродуктивным инструкциям из Москвы, вынудили уйти в подполье руководство левых эсеров, нанесли успешный удар по левоэсеровским военным силам, на помощь которых им прежде приходилось полагаться, и организовали отстранение левых эсеров со всех руководящих постов в Петрограде сверху донизу. С этого момента петроградские левые эсеры, как и их однопартийцы в Москве, были, по сути, переведены в ранг врагов.
Оглядываясь на историю партнерства большевиков и левых эсеров во всероссийском масштабе, справедливо заключить, что его разрыв не просто знаменовал собой момент превращения советской политической системы в однопартийную, но имел разветвленные исторические последствия. Левые эсеры были тем звеном, которое обеспечивало Советской власти чрезвычайно важную для нее связь с деревней. Сохранись альянс большевиков и левых эсеров, и гражданская война в России, возможно, была бы куда менее жестокой. Конечно, раз левые эсеры стали представлять угрозу власти большевиков, как случилось в июне — начале июля 1918 г., решительный разрыв с ними, наверное, был неизбежен. Однако верно и то, что в Петрограде большевистско-левоэсеровский альянс на всех уровнях городского и областного управления довольно успешно работал и еще не исчерпал свой потенциал, когда был расколот событиями в Москве.
Что касается структурной эволюции советской системы, то политические и экономические кризисы конца весны — начала лета 1918 г. в Петрограде продемонстрировали как по-прежнему главенствующую роль Советов в руководстве регионом, так и меняющуюся роль партийных организаций. Конкретно это означало, что если усилия Северного областного или Петербургского комитета большевиков установить системный контроль за деятельностью СК СО или Петроградского Совета, соответственно, были пока еще мало различимы, то рвение, с которым ПК взялся организовать партийную фракцию в Петроградском Совете после июньских перевыборов, уже говорило о характере будущих отношений между партией и Советами. В то же время, отношения между Петроградским Советом и районными Советами, как показали события этого периода, пока оставались неустойчивыми. Время от времени Петросовет и его исполком пытались руководить районными Советами. Однако в большинстве случаев последним удавалось успешно отстаивать свою самостоятельность и сохранять возможность принимать или не принимать руководящие директивы, а также создавать институты и проводить политику по своему собственному усмотрению. Лишь осенью 1918 г., в ходе подготовки к празднованию первой годовщины Октябрьской революции, ситуация начала меняться.
Несмотря на негативные последствия разрыва петроградских большевиков с левыми эсерами, ленинские призывы к членам партии и беспартийным рабочим Петрограда активно вступать в продотряды не только не прекратились, но даже усилились. В то же время служба в Красной армии, ставшая, в связи с расширением гражданской войны и началом иностранной интервенции, обязательной для рабочих и всех ранее служивших большевиков, способствовала дальнейшему ослаблению петроградской партийной организации. И это при том, что одновременно ЦК большевиков требовал введения системы контроля за работой Советов и других правительственных органов путем создания в них партийных фракций и партийных организаций. Хотя в сложившихся условиях создание такой системы было делом совершенно нереальным, ПК большевиков, например, начал рассматривать на своих заседаниях вопросы государственной политики и делать попытки вмешиваться в работу советских органов — там, где он чувствовал свою компетенцию. Ко всему, под давлением этих обстоятельств, в обстановке страха, что подошедшие вплотную к городу германские войска все-таки оккупируют Петроград, и растущей контрреволюционной активности, у петроградских большевиков выработалось осадное мировоззрение.
Его формированию способствовало и дальнейшее падение численности партийной организации: с 13472 чел. в июне до ничтожных 6 тыс. чел. в сентябре. Качественное измерение этого упадка продемонстрировало статистическое исследование Струмилина, посвященное петроградской партийной организации. Согласно его подсчетам, более 50 % членов партии были постоянно заняты на внепартийной работе, почти такой же процент составляли новички, вступившие в партию в 1918 г., и, сверх всего, лишь мизерная часть большевиков, занятых на партийной работе, имели достаточную квалификацию (в смысле опыта и образования), чтобы занимать ответственные посты. Это объясняет, почему отныне повышенное внимание уделялось партийным школам, а также курсам ускоренного обучения пользованию оружием всех большевиков, кому это требовалось. Осадное мировоззрение петроградских большевиков в наиболее значительной степени проявилось в растущей склонности ПК к немедленному введению массового «красного террора» против предполагаемых врагов Советской власти как необходимой меры безопасности.
Вопреки расхожему мнению, «красный террор», разразившийся в Петрограде 30 августа, не был ни следствием общенационального наступления на контрреволюцию, инспирированного Лениным и организованного ВЧК, ни стихийным ответом масс на произошедшие в тот день убийство Урицкого и попытку покушения на Ленина. Существующие свидетельства показывают, что эти события лучше всего могут быть поняты, если их рассматривать как кульминацию постепенного процесса, в ходе которого сдерживающее влияние таких ключевых фигур, как Урицкий, Крестинский и Прошьян, уступило место давлению в пользу «красного террора», в том числе «снизу».
Процесс, завершившийся этим результатом, начался по существу во второй половине июня, после убийства Володарского. Месяцем позже большевистский ПК, заслушав на своем заседании тревожный доклад об оживлении контрреволюции, принял решение о необходимости немедленного объявления массового террора против классовых врагов. В тот раз петроградское советское руководство и военные лидеры устояли перед давлением ПК. Однако впоследствии признаки того, что умеренная позиция Урицкого все больше уступала напору сторонников террора как средства обеспечения безопасности тыла, с каждой неделей нарастали.
Началом «красного террора» в Петрограде можно считать совещание высших советских и партийных деятелей, созванное большевистским ПК 30 августа, спустя несколько часов после убийства Урицкого, но задолго до покушения на Ленина. Отталкиваясь от необоснованных предположений о том, что убийство — часть согласованного внутреннего и международного заговора, направленного на свержение Советской власти на северо-западе России, большевистское руководство мотивировало террор, главным образом, необходимостью обезопасить тыл, с тем чтобы как можно больше сил можно было направить в продотряды и в Красную армию. Официальное провозглашение «красного террора» национальным правительством в Москве, как и СК СО и Петроградским Советом, произошло лишь тогда, когда первая волна арестов и расправ в Петрограде спала.
Тот факт, что «красный террор» в Петрограде был инициирован большевистским Петербургским комитетом, отразил растущее стремление партийных органов вмешиваться в процесс принятия политических решений. Впоследствии усилению враждебности масс по отношению к внутренним и внешним врагам способствовала согласованная пропагандистская кампания, осуществляемая в прессе и на массовых собраниях и митингах. Центральным пунктом этой кампании было «дело Локхарта», призванное продемонстрировать тесные связи между внутренним и внешним заговорами, целью которых было сокрушить большевизм. Впрочем, после первоначальных заявлений о том, что налет на британское посольство в Петрограде, вовремя которого был убит Кроуми, был вызван тем, что там зрел контрреволюционный заговор, и обещаний опубликовать, в подтверждение этого обвинения, огромное количество захваченной в ходе налета корреспонденции, тема эта дальнейшего развития не получила. Почти полное отсутствие разговоров вокруг Кроуми и его коллег на фоне бурной кампании против тайных агентов Антанты, осуществляемой в ходе «красного террора» в Петрограде, возможно, объяснялось малой ценностью захваченного в ходе рейда. Кроме того, хотя британские архивные источники содержат надежные документальные свидетельства обширной деятельности Кроуми по подготовке свержения власти большевиков в Петрограде и однозначно говорят о том, что в его окружение были внедрены советские
