(удобные).
Начальная фаза капитализации СССР началась ещё при Хрущёве, который провозгласил лозунг «Догоним и перегоним Америку!», после чего потребительская мораль в советском обществе постепенно стала доминирующей. Брежнев этот процесс углубил, затеяв сначала «косыгинскую реформу», а после нефтяного кризиса 1973 года наладив поставки сырой нефти на Запад, открыв тем самым процесс реинтеграции советской экономики в западную. В итоге к моменту воцарения в Кремле Андропова советская система была уже по многим направлениям не противником, а союзником Запада: как экономическим (включившись в капиталистическое разделение труда), так и политическим (поддерживая и насаждая реформизм в коммунистических партиях). Ситуацию ещё можно было изменить, если бы к власти в Кремле после Брежнева пришёл, к примеру, технократ-державник, однако случилось иное — в кресло генсека сел интеллектуал-западник Юрий Андропов, который, возомнив себя советским Дэн Сяопином, начал готовить плацдарм для окончательной победы в СССР «социализма с капиталистическим лицом». Первым этапом этого плана и стало пресловутое «узбекское дело».
Узбекистан начал стремительно превращаться в мощного регионального лидера Центральной Азии в начале 50-х. Этот процесс не остался без внимания западных спецслужб, которые именно тогда стали уделять этой республике повышенное внимание, рассчитывая рано или поздно взорвать её, чтобы вызвать цепную реакцию по всему СССР. Однако поняли это и в Кремле, после чего в марте 1959 года к руководству республикой был приведён один из самых ярких лидеров узбекских интернационалистов — выходец из самаркандского клана Шараф Рашидов. Именно он, сумев объединить под своими знамёнами представителей разных узбекских кланов, почти на четверть века превратил Узбекистан в один из самых лояльных Центру и спокойных в национальном отношении регионов СССР. Достаточно сказать, что на его территории проживали более 100 наций и народностей и никаких межэтнических столкновений между ними практически не возникало.
Отметим, что в Узбекистане проживало и значительное число представителей «нации-цемента» — русских. И это было не случайно. Как верно пишет В. Казначеев: «Русская национальная психология, пожалуй, единственная, которая не только не исключает братства народов, но и подразумевает его. Только русские со своей врождённой толерантностью смогли скрепить гигантское евразийское пространство, не дать поглотить его активной капиталистической среде, постоянно требующей захвата новых колоний, получения дешёвой рабочей силы и новых рынков сбыта».
В 1939–1979 годах численность русских в СССР выросла со 100 миллионов 391,5 тысячи до 137 миллионов 397 тысяч — то есть на 37%. В это же время в Узбекистане численность русских увеличилась с 727331 человека до 1 миллиона 666 тысяч — то есть на 129%. Таким образом рост опережал общесоюзные темпы примерно в 3 раза. Подобного никогда бы не удалось достичь, если бы в Узбекистане был распространён национализм, какой был присущ, к примеру, прибалтийским республикам или ряду закавказских. Среди последних таковыми были Грузия и Армения. У последней даже герб был с определённым подтекстом (кстати, единственный подобный в СССР): на нём, помимо обязательных серпа и молота, было изображение Большого и Малого Арарата, которые находились… на территории другого государства — в Турции (Арарат только виден с территории Армении). Сами турки называли подобное изображение «символической экспансией». Однако на все упрёки по этому поводу армяне отвечали весьма оригинально: дескать, у самих турок на их гербе изображён полумесяц, хотя Луна тоже не является турецкой территорией.
Национализм был по-настоящему козырной картой в руках закавказских элит. Ловко манипулируя этой проблемой, они держали Москву «на крючке», выбивая тем самым из неё всевозможные преференции — как политические, так и экономические. В Кремле ведь как рассуждали: кавказцы — люди горячие и обидчивые, поэтому лучше их не злить и выполнять любые их просьбы. Например, «глазами и ушами» Москвы в республиках всегда были вторые секретари ЦК и председатели КГБ, назначаемые в основном из славян. Так было во всех республиках, кроме трёх прибалтийских и двух закавказских: Армении и Грузии.
Первой, к примеру, дозволялось иметь в качестве вторых секретарей не варягов, а собственные кадры — из армян. То же самое касалось и председателей КГБ — они тоже были местные: в 1954–1972 годах (почти 20 лет!) это был Г. Бадамянц, в 1978–1988 (10 лет) — М. Юзбашян. Отметим, что рекорд Бадамянца побил только один человек, причём тоже кавказец — грузин А. Инаури, который просидел в кресле шефа КГБ Грузии рекордное для страны время — 34 (!) года (1954–1988). В то же время в Узбекистане за период правления Рашидова (24 года) сменилось 6 главных чекистов, причём только один, последний, был из местных, но опять же не узбек, а… армянин.
Между тем не было в СССР более диссидентского КГБ, чем армянский. Как пишет историк А. Давтян: «Где в СССР можно было свободно посмотреть запрещённые к прокату по идеологическим мотивам фильмы? Представьте себе — в клубе Комитета госбезопасности Армянской ССР, прямо в здании КГБ на углу Налбандяна и Ханджяна… Практически полный спектр фильмов, демонстрировавшихся на закрытых просмотрах Московского Дома кино и ВГИКа (большинство действительно хороших фильмов, не попадавших в советский прокат), независимо от их идеологической направленности, можно было посмотреть в Клубе КГБ: будь то американские вестерны, итальянский неореализм, отечественные фильмы, лёгшие „на полку“ по цензурным соображениям, эротика, фильмы ужасов или концерты западных рок-групп…»
Отметим, что подобных вольностей (КГБ в роли проводника западной идеологии!) не было ни в одной советской республике, даже в прибалтийских. Что касается Узбекистана, то там не только в местном КГБ, но даже в широком прокате были запрещены к показу многие фильмы капиталистических стран (из США, Англии, Франции, Италии). Это было связано не только с местными традициями, осуждающими свободу нравов по-капиталистически, но и с нежеланием местной партийной элиты распространять в республике западную идеологию. По сути, высшая узбекская элита (в отличие от армянской) в этом вопросе солидаризировалась с теми восточноевропейскими коммунистами, которые давно подозревали кремлёвское руководство в ползучей реставрации капитализма. Как было написано в 1972 году в издании западногерманских коммунистов «Revolutionarer Weg»: «Империализм США очень хорошо знает, что капиталистическая реставрация в ревизионистских странах не может продвигаться только экономическими средствами. Должно последовать проникновение буржуазной идеологии, первоначально через культурные связи».
Вот почему в Узбекистане были немыслимы прецеденты, которые происходили в Армении. Так, в 1977 году именно в Ереване сожгли огромный портрет Брежнева, висящий в центре города, и именно оттуда в Москву в том же году приехали террористы, взорвавшие здесь три бомбы и убившие почти три десятка ни в чём не повинных москвичей.
Не меньшие вольности были присущи и Грузии. Перед ней Центр стелился даже сильнее, чем перед Арменией. Особенно сильным этот процесс стал после того, как к власти там в 1972 году был приведён Эдуард Шеварднадзе. Его приход был неслучайным, впрочем, как все смены властей в закавказских республиках, которые произошли в первые же годы после воцарения в КГБ Юрия Андропова (в 1969–1974 годах). Эти замены были непосредственно связаны с курсом на дальнейшую капитализацию этих республик. Так, бывший чекист Гейдар Алиев возглавил Азербайджан в 1969 году, сразу после того, как нефть стала мировой валютой (вместо угля) и Кремлю понадобилось, чтобы контроль за её добычей оказался в руках людей, во-первых, связанных со спецслужбами, во-вторых — более коммерчески активных.
Шеварднадзе тоже принадлежал к спецслужбам (только к МВД), и тоже был более прозападно настроен, чем его предшественник — Василий Мжаванадзе, который считался в республике «осколком прошлого»: он был представителем поколения фронтовиков (дослужился до генерала), да ещё долгое время жил вне пределов республики (даже по-грузински говорил плохо). В Армении к руководству также пришёл коммерсант-хозяйственник: вместо партаппаратчика А. Кочиняна им стал бывший «красный директор» Карен Демирчян.
Итак, при Шеварднадзе Грузия стала Москве ещё ближе и дороже. До этого Центр уже вкачал в эту закавказскую республику 14 миллиардов рублей, а после воцарения там Шеварднадзе субсидии потекли ещё обильнее. Грузинскую экономику стали дотировать на 60%, в то время как, например, узбекистанскую вдвое (!) меньше. В грузинскую социальную сферу вкачивалось в 15 раз больше средств, чем даже в «социалку» Российской Федерации! В результате уровень жизни в Грузии превышал средний показатель по стране
