явления реальной действительности.
Однако необходимо помнить, что жизненно-типическое и художественно-типическое не тождественны.
Прогрессивная художественная литература изображает типические характеры и явления реальной действительности не натуралистически, не во всех их подробностях, а в их основных, ведущих чертах, отбрасывая случайное. Писатель отбирает в жизненно-типическом характере или явлении такие их определяющие стороны, при помощи которых создает целостную, полную картину изображаемого. В художественном образе существенные черты жизненно-типического раскрываются через индивидуальное, конкретное, непосредственное.
Типическое в литературе это типические характеры и явления реальной действительности, взятые в своих определяющих чертах и воспроизведенные в конкретно-чувственной, образной, индивидуальной форме. Иными словами, подлинно художественный типический характер всегда индивидуален, конкретен, неповторим, но в своей индивидуальности он воплощает определенный вид социального поведения, то есть те или иные существенные черты общественной группы, класса, нации известного времени.
Обратимся к примерам.
Плюшкин — конкретен, ясен, рельефен, последователен во всех своих проявлениях. Он дан Гоголем настолько полно, что мы можем представить, как бы он поступил в тех или иных случаях, даже и не описанных в произведении.
Каким же способом создает Гоголь образ Плюшкина?
Чичиков, купив у Плюшкина мертвые души, заставил его написать расписку и выдал ему деньги. А Плюшкин принял деньги «в обе руки и понес их к бюро с такою же осторожностью, как будто бы нес какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расхлестать ее».
Перед нами — одно внешнее движение Плюшкина, одна конкретная его черта. Но эта черта раскрывает самое основное, самое существенное в облике Плюшкина. То, что Плюшкин принял деньги «в обе руки», и то, что он нес их к бюро, как будто «какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расхлестать ее», раскрывает его стяжательство, жадность, скупость.
Вот другая сцена. Для совершения купчей крепости Плюшкину нужно выехать в город. Он опасается ехать туда: люди - воры, разграбят, растащат его добро... Тогда Чичиков предлагает ему написать доверенность на совершение купчей кому-либо из знакомых. Плюшкин недоумевает. Кому бы это он мог поручить такое дело? Да у него, собственно, и нет знакомых — все былые связи сознательно обрывались, а новые не заводились... И вот неожиданно он вспомнил, что сам председатель казенной палаты— товарищ его детства, «однокорытник», приятель по школе. «И на этом деревянном лице, — пишет Гоголь, — вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства, явление, подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего, произведшему радостный крик в толпе, обступившей берег. Но напрасно обрадовавшиеся братья и сестры кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спина, или утомленные бореньем руки, — появление было последнее. Глухо все, и еще страшнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхность безответной стихии. Так и лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством стало еще бесчувственней и еще пошлее».
При помощи только что приведенного сравнения Плюшкин изображается в страшном омертвении своих чувств, в отвратительно-холодном равнодушии себялюбца, в сознательном отрешении от всех живых связей во имя стяжательства и накопительства.
Мы привели лишь два штриха, две черты, при помощи которых Гоголь рисует образ Плюшкина. Но в этих конкретных, индивидуальных чертах перед нами раскрываются самые существенные свойства облика Плюшкина. Как луч солнца, врываясь через внезапно распахнутую дверь в темный подвал, сразу рассеивает его мрак, так и эти индивидуальные черты освещают все наиболее существенное во внутреннем облике Плюшкина. Такова сила искусства художественного изображения.
Создавая образ Плюшкина, Гоголь стремился дать не иллюстрацию, не олицетворение понятия скупости, а конкретно-исторический характер, социальный тип. И поэтому он раскрывает скупость Плюшкина, принявшую форму всепоглощающей, болезненной жадности, постепенно, в его индивидуальных проявлениях, как живой человеческой личности. Плюшкин бережно хранит в кладовой для особого случая заплесневевший сухарь из кулича, держит для своей дворни одни сапоги, собирает и тащит в дом всякий хлам, пытается воспользоваться для письма не четверткой, а восьмушкой листа, просит Мавру принести для запечатания конверта не свечу, а лучину и т.п.
Рисуя Плюшкина не только скупым, но и одеревеневшим в своих чувствах, Гоголь рассказывает о его разрыве со всеми родственниками, о его бессердечном отказе в помощи детям и внукам, о его отрешении от общения с людьми своего круга.
Если бы Гоголь дал нам только логическое определение Плюшкина как жадного собирателя, скупца известного времени и класса, то мы знали бы его, но не видели бы, не представляли бы его в той конкретной определенности, в той чувственной осязаемости, в той выпуклой, живой, реальной наглядности, которую он имеет в «Мертвых душах». Гоголь изображает Плюшкина посредством конкретных, индивидуальных признаков, раскрывающих существенные свойства его характера, особенности его языка, внешнего облика, одежды и т.п. Он лепит человеческий характер, и Плюшкин предстает перед нами как глубоко индивидуальная фигура не только в своей внутренней сущности, но и в своей внешности — с выдавшимся подбородком, ушедшими далеко под лоб глазами, «выглядывавшими оттуда, как мыши из норы», и т.д. И в то же время в этом индивидуальном, живом лице жадного стяжателя, болезненного скупца раскрываются существенные особенности поместного дворянства определенной эпохи. Плюшкин, превратившийся в «прореху на человечестве», резко индивидуален, неповторим и в то же время глубоко типичен. Это живое лицо, обладающее силой огромного обобщения.
Путь Гоголя к созданию образа-персонажа — раскрытие существенного, типического посредством конкретного, индивидуального — общий путь создания художественного образа. Этим путем шли и идут все подлинные художники слова.
Одним из основных героев романа Шолохова «Поднятая целина» является посланец рабочего класса, коммунист Давыдов. Писатель показывает его сущность, проявляющуюся в коммунистической идейности, демократичности, принципиальности и других чертах, в ее конкретном выражении. Он рисует живую, глубоко типическую и в то же время индивидуальную фигуру Давыдова в самых разнообразных проявлениях: в его поступках, раздумьях и переживаниях, с особенностями его языка, чертами внешнего облика и т.д.
Большевистская идейность и принципиальность Давыдова сказались уже в момент его первого появления в романе, в споре с секретарем райкома. Она показана затем в его взаимоотношениях с крестьянами и, в частности, в его отношении к женщинам Гремячего Лога, которые по наущению кулака Островного едва не лишили Давыдова жизни. Но Давыдов сумел объяснить им сущность их глубоко ошибочного поступка, совершенного по темноте, и великодушно простил.
Преданность делу народа, большевистскую идейность Давыдова писатель подчеркивает и его желанием воодушевить колхозников личным трудом, и его равнодушием к своей бытовой неустроенности, и его пренебрежением к собственным интересам во имя общественного дела. Он, например, отдает принадлежащий ему слесарный инструмент колхозу, чтобы премировать колхозного кузнеца Ипполита Шалого за ударную работу.
Скупыми красками, в небольших эпизодах Шолохов мастерски изображает своеобразие характера Давыдова: его простоту и непосредственность в обращении с людьми, его чистую душу, искренность и прямоту. Таков Давыдов в эпизоде приезда в Гремячий Лог.
«Риковский кучер остановил лошадей. Давыдов уверенно стал освобождать валек от постромочной петли. Толпившиеся возле казаки переглянулись. Старый в белой бабьей шубе дед, соскребая с усов сосульки, лукаво прижмурился.
— Гляди, брыкнет, товарищ!
Давыдов, освободивший из-под репицы конского хвоста шлею, повернулся к деду, улыбаясь почернелыми губами, выказывая при улыбке нехватку одного переднего зуба.
— Я, папаша, пулеметчиком был, не на таких лошадках мотался!
