— А зуба-то нет, случаем, не кобыла выбила? — спросил один черный, как грач, по самые ноздри заросший курчавой бородой. Казаки беззлобно засмеялись, но Давыдов, проворно снимая хомут, отшутился:
— Нет, зуба лишился давно, по пьяному делу».
Простота Давыдова сразу расположила к нему казаков Гремячего Лога: «Им шибко понравилось, что приезжий не так, как обычно кто-либо из районного начальства: не соскочил с саней и мимо людей, прижав портфель, в сельсовет, а сам начал распрягать коней, помогая кучеру и обнаруживая давнишнее умение и сноровку в обращении с конем».
Большую душевность, нежность, внутреннюю красоту Давыдова писатель великолепно показал в эпизоде встречи с ребятами, вышедшими на ловлю сусликов.
Вычерчивая характер Давыдова, писатель умело применяет и речевые средства. Для Давыдова характерно неправильное употребление некоторых слов («ошибнулся» вместо ошибся), пользование просторечными словами и выражениями («мотай» вместо иди, «спасу нет», «в дым обмараться»), слишком частое обращение к слову «факт». Эти особенности речи объясняются жизненным путем Давыдова: он вышел из рабочей среды, всю жизнь трудился и воевал и не имел времени учиться, приобрести необходимую языковую культуру.
Так, постепенно, перед читателями романа «Поднятая целина» воссоздается целостный, живой образ большевика Давыдова во всей полноте его социально-типических и индивидуально-психологических особенностей.
Давыдов как художественный образ живет и будет жить именно потому, что его социальная сущность, значительная, интересная, дана в плоти и крови, в живом человеческом облике — своеобразном, неповторимом, индивидуальном.
Если художник, изображая типического представителя определенного класса, умело отберет его ведущие свойства, даст их в органическом единстве и воплотит их в конкретной, индивидуальной форме, то перед нами и предстанет тот или иной реалистический, типический художественный характер. Это будет тип и вместе с тем определенная личность, жизненная, убеждающая читателя своими действиями. Именно об этом писал Ф.Энгельс к М.Каутской, давая положительную оценку изображения рабочих и крестьян в ее романах «Старые и новые» и «Стефан из Грилленгофа».
«Характеры той и другой среды, — писал он, — обрисованы с обычной для Вас четкой индивидуализацией; каждое лицо — тип, но вместе с тем и вполне определенная личность, «этот», как сказал бы старик Гегель, так оно и должно быть[10]».
М.Горький также неоднократно указывал на то, что литературные образы, воспроизводящие типические характеры и явления реальной действительности, создаются по законам обобщения и индивидуализации, абстрагирования и конкретизации.
Необходимо заметить, что творческий процесс нередко представляют резко разобщенным на два этапа — обобщения, синтеза и затем художественной конкретизации. Но такое представление неправильно. В художественном творчестве обобщение к индивидуализация совершаются не изолированно друг от друга, не в чередовании, а одновременно. Обобщение и индивидуализация — единый процесс художественной типизации.
Писатель-реалист, так или иначе, всегда исходит из конкретных явлений действительности, раскрывая их существо, их смысл, общее значенже и сохраняя свойственную им форму.
«У меня, — рассказывает И.С.Тургенев, — выходит произведение литературное так, как растет трава. Я встречаю, напр., в жизни какую-нибудь Феклу Андреевну, какого-нибудь Петра, какого-нибудь Ивана, и представьте, что вдруг, в этой Фекле Андреевне, в этом Петре, в этом Иване поражает меня нечто особенное, то, чего я не видел и не слыхал от других. Я в него вглядываюсь; на меня он или она производит особенное впечатление; вдумываюсь, затем эта Фекла, этот Петр, этот Иван удаляются, пропадают неизвестно куда, но впечатление, ими произведенное, остается, зреет. Я сопоставляю эти лица с другими лицами, ввожу их в сферу различных действий...[11]».
Реалистическая художественная типизация представляет собой не иллюстрацию общих понятий, а воспроизведение конкретных жизненных характеров и явлений в осознании свойственных им закономерностей, в свете того или иного социально-эстетического идеала, определяющего защиту каких- либо конкретных идей. Вместе с тем писатели-реалисты и прямо воплощают в своих произведениях конкретные понятия, идеи. Свидетельством тому могут служить такие произведения, как «Три ключа» Пушкина, «Лес» Кольцова, «Фонтан» Тютчева.
Отражая полноту действительности, реалистические типические художественные образы могут быть весьма разнообразными по своему содержанию. Но при всем различии их содержания они всегда будут представлять воспроизведение в той или иной степени существенного, обобщенного (общего), типического в форме индивидуального (единичного). Только этот способ воссоздания действительности обусловливает возможность раскрыть многое в немногом и добиться при этом необходимого социально-эстетического воздействия.
Как в малой капле воды отражается солнце, так и в художественном образе, воспроизводящем типическое в форме индивидуального, отражается полнота тех или иных характеров, явлений, конкретных идей реальной действительности.
Лучшие писатели стремятся воспроизвести действительность во всем разнообразии ее проявлений, во всем богатстве ее красок. Но жизнь богата не только типическими, а и случайными, исключительными явлениями. Пренебрежение ими ведет к неполному, схематическому изображению жизни. И поэтому писатели, изображая типическое в форме индивидуального, непосредственного, обращаются и к случайным, исключительным фактам и явлениям.
Стремление показать человеческие характеры в предельно правдивой, конкретной, живой, индивидуальной обстановке обусловило то, что изображение случайного или исключительного, как формы проявления и выражения необходимого, типического, закономерного, стало в искусстве весьма распространенным.
В классических произведениях реалистической литературы немало примеров такого рода использования случайности.
Случайна, например, смерть сторожа, раздавленного поездом в момент приезда Анны Карениной в Москву в романе «Анна Каренина» Л.Толстого. Но Толстой не оставил смерть сторожа без объяснения: сторож не слышал надвигавшегося на него задом поезда то ли потому, что слишком закутался, так как был сильный мороз, то ли потому, что был пьян. Этот случайный и в то же время жизненно вероятный эпизод писатель не только объяснил, а и максимально использовал для раскрытия важных черт характера своей героини (ее доброты, гуманности и в то же время мнительности) и отношений между нею и Вронским.
Анну, более чем всех ее собеседников, взволновала смерть сторожа и судьба его сирот и жены. «Нельзя ли что-нибудь сделать для нее? — взволнованным шепотом сказала Каренина». Вронский немедленно дал для передачи вдове 200 рублей. Поступок Вронского поднял его в глазах Анны, и между ними окончательно закрепились отношения взаимной симпатии.
Глубоко потрясенная чужим несчастьем, Анна считает его дурным предзнаменованием. И этот суеверный страх не только свидетельствует об определенной черте ее характера— мнительности, но и является своеобразным вступлением к развитию всей ее так печально закончившейся любви к Вронскому.
Случайное, исключительное как форма выражения существенного, типического широко используется и в литературе социалистического реализма.
Совершенно неожиданно и нелепо прерывается жизнь старшего Ильи Артамонова в романе «Дело Артамоновых» М.Горького. Помогая рабочим перевозить на фабрику огромный котел, он надорвался и, истекая кровью, умер. Случайная смерть старшего Ильи Артамонова служит Горькому средством показа одной из типических особенностей промышленной буржуазии поры ее становления — ее известной связи с трудом, с народом. Илья Артамонов, основатель промышленной фирмы, обладал не только отрицательными, но и некоторыми положительными свойствами. Его же сыновья и внуки, унаследовавшие
