и это написал тот человек, что нажимал курок. Я выписал лишь несколько абзацев: «…Когда мы предложили предъявить для осмотра ручные вещи, Александра Федоровна начала протестовать на ломаном русском языке — оказывается, бывшая русская царица и говорить-то по-русски не умела. И доктор Боткин объяснил нам ее протест. Она кричала „истефательство“, „хосподин Херенский“ и еще что-то. По объяснениям Боткина это значило, что она указывала на Керенского как на образец вежливости, а наш осмотр считала издевательством. Николай Романов молчал… Бывший царь сам приходил в комендантскую и торговался насчет увеличения штата по каждой единице мирным путем… Первые две- три недели были еще затруднения с арестованными в смысле стирки белья. Привыкли они белье менять ежедневно, и надо было эту массу белья тщательно просмотреть, прежде чем сдать его прачкам, при возвращении — та же история. Согласовали мы этот вопрос с тов. Белобородовым и предложили заняться стиркой белья самим дочерям царя совместно с Фрейлиной Демидовой, да и на кухне было удобно отгородить помещение для прачечной. А делать-то им было нечего, не мешало немножко поучиться работе, хотя бы на себя. И действительно, после оборудования прачечной тов. Андреев, бывший матрос-балтиец, оказался хорошим учителем, и дело со стиркой наладилось, с тем только лишь, что менять белье они стали гораздо реже… Однажды Алексей услыхал, как красногвардейцы поют „Вы жертвою пали в борьбе роковой“. Алексей спросил меня, знаю ли я эту песню, и, получив утвердительный ответ, попросил списать слова, так как ему очень понравился мотив… Оставалось одно — бывшего царя Николая Романова, его семью и приближенных расстрелять. В ночь с 16 на 17 июня это и было приведено в исполнение…»
В Катаев. Не просто объяснить, причем здесь это: Поленов, фильм о нем и Николай с Алисой и детьми (уж вы поверьте, я — кто угодно, но не монархист и если надо, сам проголосую в конвенте или трибунале). Но все-таки история и честь ста поколений унижены заметно униженьем всего одной семьи. Здесь не о казни речь, она иное дело, убили всех, убили миллионов двузначное число во всех концах планеты, но триста лет Романовых семья была гербом и именем России. Вот это ужас, ужас. Кто не чтит своих гробов, тот падаль, тля и падаль. Так Пушкин думал, и, конечно, прав. И тут я вспомнил, что Поленов сам был выходцем профессорской московской (едва ль не богословия) семьи. Он кончил поливановский лицей, романской филологии начала постиг, Е. Рейн в библиотеке К. Чуковского посередине курса он ушел в чрезвычайные курсанты, поскольку восемнадцатый был год. Не воевал он, так в Москве голодной курсировал по темным переулкам, ночной патруль, — какие пустяки сравнительно с Деникиным и Фрунзе, и Колчаком и штурмом Перекопа, кронштадтским мятежом, провалом польским, — и все это Поленов описал, особенно события в Сибири. Как это там: «Снега тайги молчат, разбит Колчак, И адмиральский повар из парабеллума палит по снегирям», и что-то в этом роде дальше. О, Поленов, я не хочу столь позднего суда, нелепого, твой сын родной и пылкий, я все, что мог, приял из рук твоих, но именно сыновнее зазнайство мне говорит: «Поленов, ты не прав! „Поэзия есть Бог в святых мечтах земли“». И прав Василь Андреевич Жуковский, который это написал в поэме «Камоэнс», — не ты, Поленов. Сегодня днем закончу я сценарий, потом уеду в Вильнюс, в глухомань, в Одессу, в Ленинград, в Смоленщину, на нянину могилу. Вагонов полных хочется, вокзалов, случайной водки, девок, городов, еще мне неизвестных, но набитых моим добром… и здесь, и здесь я сын Поленова, и мне не отпереться. Покойся с миром, добрый Клим Поленов, ты сделал все, что смог, — ты проиграл. 1975
Киносценарист В. обладал замечательной головой в смысле выдумывания сюжетов или анекдотов, как их называли в кино. И некоторые из них были для него совершенно излишни, ибо никак не могли быть реализованы в условиях советской действительности.