Мне скучно без Довлатова

новую такую же шапку или даже две. Размерчик пятьдесят девять, если мне не изменяет глаз?

— Глаз вам действительно не изменяет, но где же вы возьмете седого волчонка? Это, я повторяю, чрезвычайная редкость. Я обращался в лучшие меховые фирмы мира, и все напрасно.

— То — фирмы мира, а это — великая страна социализма, — ответил человек с дергающейся щекой. — Можете не сомневаться, шапка к вашему отбытию будет.

И тут уж Мак-Миллану ничего не оставалось делать, как только развести руками.

М. Синельников, М. Шахматов, Е. Рейн.

И вот настал час отлета английской делегации. Премьер-министр произнес краткую прощальную речь и заинтересованно поглядел по сторонам. В эту секунду к самолету подкатил черный «ЗИМ», и из него вышел тот самый человек, что обещал новую шапку. В руках он держал огромную палехскую шкатулку.

— Вот и шапочка, не извольте беспокоиться, — сказал он.

Мак-Миллан принял шкатулку и немедленно открыл ее. Он достал из шкатулки новую волчью шапку замечательной красоты. Но только он поглядел на шапку, как лицо его сильно опечалилось.

А самолет уже готовился к отлету, и делегация покидала трап.

— Я же вам говорил, — сказал премьер-министр, и в голосе его послышалась очень горькая нота, — я вам говорил, а вы не послушали опытного человека. Это очень хорошая шапка, но такие — совсем не редкость. Это взрослый седой волк. А я имел в виду седого волчонка. Шапка господина Рубина уникальна, а такая стоит сто двадцать фунтов в хорошем меховом магазине в Лондоне.

И с этими словами английский премьер-министр скрылся в салоне самолета. Однако палехскую шкатулку с шапкой он все-таки захватил с собой.

А шапка из поседевшего волчонка навсегда осталась у фотографа Рубина. Но шапка шапкой, а из журнала, где он работал, Рубина вскоре уволили, и он десять лет доживал свой век в весьма невзрачной фотоартели.

Удивительно еще и то, что англо-советские отношения сразу после этой истории как-то редко похолодели. Впрочем, шапка ли этому была виной или нет, я не знаю.

ВЕРМЕЕР

А. Кушнеру

Я говорю: «Марсель,
вот Александр Великий».
И мы глядим отсель
на Дельфт, почти безликий,
поскольку он теперь
Вермеера творенье,
и нам открыта дверь
в одно столпотворенье.

А. Кушнер, Е. Рейн.

Все так же желт фасад,
и гнилостны каналы,
но триста лет назад
все кануло в анналы
и сведено на нет,
запродано навечно
за несколько монет
(искусство бессердечно).
Ну, что ты, Александр?
Ведь ты об этом грезил,
не ватник, не скафандр —
тебе достался блейзер.
И у меня такой,
повяжем общий галстук
и за другой рекой
зальем за общий галстук.
Как хорошо одним,
без жен и без дивчины,
напиться в синий дым,
три дня не брить щетины.
Вот встретимся с тобой
у Гроба мы Господня,
но не играй судьбой,
судьба по сути сводня.
Она сводила нас на
Среднем и на Малом,
она водила нас
по общим бредням шалым,
к Ахматовой вела,
в пучину Петроградской.
«Такие вот дела», —
сказал бы призрак датский.
Еще и Колизей,
и Вырица, и Нальчик.
Как тихо без друзей!
Ты понимаешь, мальчик?

* * *

В отеле «Виллидж» на канале,
где антикварный магазин,
мы как-то переночевали,
я и приятель мой один.
Он звался Кейсом, милым «фейсом»
привлек немало важных дам,
и по голландским плоским весям
мы с ним явились в Амстердам.