— Ради Бога, простите, ради Бога, неотложные дела, нам надо спешить, неизвестно, удастся ли еще сразу поймать такси.
— Жаль, очень жаль, — светским тоном заговорил спутник вдовы, — обед очень недурен, но не смеем задерживать.
На лестнице я набросился на Леонида.
— Зачем ты наврал? Нам некуда спешить, замечательный дом, приятные люди, почему ты не остался? К тому же я просто хочу есть.
Леонид посмотрел на меня своим немигающим взглядом коллекционера.
— В нашем деле нельзя допускать ни одного процента риска, они могли передумать, аннулировать обмен. А как только Пиросмани оказался за порогом их квартиры, он стал окончательно моим. Что касается обеда, то сейчас завезем картину домой и на этом же такси махнем в «Арагви», а там уже действительно пообедаем.
Так оно все и произошло.
А через неделю зашел я в гости к Николаю Ивановичу Халатову и рассказал ему про этот обмен. Николай Иванович прожил очень долгую жизнь, сам когда-то был и футуристом и кубистом, дружил со многими художниками и очень много знал по части нового искусства. Он выслушал мой рассказ и коротко попросил:
— Опишите этот портрет В.
Я исполнил его просьбу. Он обо всем догадался.
— Это не Чегин, и вряд ли это портрет. Я видел этот холст еще до войны. Это всего скорее студенческая работа из ВХУТЕМАСа, а автора установить невозможно, но не переживайте, то, что получил ваш приятель — не Пиросмани. Когда-то у вдовы В. действительно был ягненок Пиросмани, но она увезла его в Париж и продала, и там же, в Париже, сделала копию. Я ее видел — очень неплохая копия. Вот такие дела…
Прошли годы. Халатова давно уже нет в живых, и, на моей памяти, он не ошибся ни разу.
ДВА ИТАЛЬЯНСКИХ ГАЛСТУКА
Это было зимой 1976 года. Я поехал в командировку в Тбилиси и задержался там. Дня за четыре до отъезда у меня кончились деньги.
Как быть? Утром в буфете гостиницы я позавтракал кефиром и хлебом. За завтраком я сообразил, что в моем чемодане лежат два новых итальянских галстука в целлофановой обертке, я решил их продать.
Но где? Как? Я вспомнил, что на проспекте Руставели в гостинице «Тбилиси» есть бар, там наверное собирается золотая молодежь. «Самое место», — решил я.
И отправился в этот бар. У меня еще были деньги на одну чашку кофе.
Я сел за стойку бара и заказал эту чашку. Бармен с любопытством посмотрел на меня. Я решил начать свою коммерческую операцию.
«Вот проездом из Италии», — начал я. Бармен поглядел на меня с еще большим интересом.
«По делам?» — спросил он.
«Ну да, я кинорежиссер», — соврал я.
«Кино снимаете?» — спросил бармен.
«Будем снимать», — продолжил я свое вранье.
Операция с галстуками запутывалась.
«А бармен вам для съемок не нужен?» — спросил мой собеседник. Это был очень симпатичный молодой брюнет в нейлоновой белой рубашке. Огорчать его не хотелось.
«У нас есть один эпизод в баре. Может быть, снять у вас?» — «Конечно», — ответил бармен и достал из-под стойки бутылку дефицитного шотландского виски «Белая лошадь».
Он налил стаканчик виски и прибавил к нему бутерброд с красной икрой.
«Это вам, угощайтесь, пожалуйста», — сказал он.
Я выпил «Белой лошади» и закусил бутербродом. Теперь галстуки ему продавать было нельзя. Можно было только подарить. Но тогда я подпадал в безвыходное положение.
Я вышел из бара, после виски и красной икры хотелось есть, но денег не было даже на хлеб. Я обратился к швейцару гостиницы.
«Я проездом из Италии, — сказал я ему. — Кинорежиссер. Продаю итальянские галстуки».
Швейцар посмотрел на меня без всякого интереса.
«Иди в ресторан, на кухню иди, к нашему шеф-повару Гиви. Он все покупает».
Я нашел служебный вход на кухню, спросил: «Где Гиви?»
Гиви нигде не было. Так я и бродил в пальто и кепке по кухне. Пахло мясом, уксусом, перцем, чесноком, еще чем-то очень аппетитным.
Наконец, я зашел в подсобку, там за бутылкой коньяку сидел Гиви с друзьями. Я обратился к нему. С неохотой он оторвался от коньяка и своей компании.
Это был почти двухметровый человек с могучей шеей. Воротник его «бобочки» был широко расстегнут. Мне показалось, что такой человек никогда не повязывает галстука.
«В чем дело?» — довольно хмуро спросил Гиви. Я продолжил свою линию, хотя это было уже бессмысленно, почти вредно.
«Я проездом из Италии, работаю кинорежиссером, продаю два итальянских галстука».
Что-то вдруг мелькнуло в глазах Гиви. «Из Италии?» — переспросил он и задумался. Потом сказал: «Это не ко мне. Это к Давиду. Идем, я тебя провожу».
По служебной лестнице мы прошли на второй этаж отеля. Оттуда в директорский кабинет. Навстречу нам поднялся элегантный человек в блейзере.
«Давид, — сказал Гиви, — этот человек из Италии». Затем он перешел на грузинский язык. Давид ответил ему тоже по-грузински. Гиви вышел. «Садитесь», — сказал Давид.
Мы уселись в углу за маленький столик. Давид открыл бутылку «Боржоми». Я молчал. «Из Италии? — наконец спросил Давид. — Давно?» — «Два дня, — ответил я. — Видите ли…» Но Давид перебил меня: «Я бы сейчас мог взять тысяч на триста», — сказал он задумчиво.
Я совсем растерялся. За кого он меня принимает? Видимо, за валютчика. «Да нет же, — сказал я. — У меня нет валюты». — «Значит, золото? — спросил Давид и продолжил. — Ты можешь подождать до вечера?» — «До вечера не могу, — ответил я. — У меня есть два итальянских галстука, совсем новых».
Давид смотрел на меня ничего не понимающими глазами. «А зачем ты нашел Гиви? — наконец спросил он. — Я доверяю Гиви». — «Я тоже доверяю Гиви, но у меня нет валюты и золота». Давид ничего не понимал. «Но ты же из Италии?» — «Ну, да, — подтвердил я, — из Италии. Два дня. Я кинорежиссер». — «Ни золота, ни валюты?» — огорченно переспросил он меня. — «Нет, этого нет. Только два новых итальянских галстука».
Давид задумался. Мне показалось, что он рассердился. Несколько минут мы молчали. Я поднялся, чтобы уйти. «Давай свои галстуки», — сказал Давид мрачно. Я вынул из-за пазухи галстуки и положил перед ним на маленький столик.
Давид достал бумажник и небрежно бросил на столик две двадцатипятирублевки. «Спасибо, — сказал я. — Так я пойду?» Давид молчал.
Я вышел из кабинета и с радостью вспомнил, что за углом около рынка есть дешевая шашлычная.
ТИЦИАН
Стояли холода и шел «Тристан»…
