не заглушайте пенья этих птиц. Я все отдам за эти переборы, и все возьмут, должно быть, у меня — табак народный — „Беломорканал“ дурной струей ворвался мне в нутро…» Закашлялся он вдруг и задохнулся, и оборвался голос и затих. «Пора, пожалуй, вниз, — подумал я. — Уже не рано, мне откроют двери». И только я на лестницу ступил пожарную, сходившую во дворик, как снова наваждение пришло: «Должно быть, всякий прав из вас, друзья, так Бог задумал — всякому свое, а мне бессонница и ожиданье,» 
М. Синельников. Москва. 1984. «как долго мне придется в жизни ждать богатства, сына, сицилийских лавров, вот только слава сразу поспешит, но что такое слава? Он сказал, что слава — это яркая заплата, а рубище, оно всегда при мне. Ускорим шаг, нас ждут в подвале нашем…» По ржавым перекладинам непрочным я вниз полез. И вдруг: «Остановись, — мне новый голос ясно приказал, он шел уже как будто с высоты: Остановись», — я в небо поглядел, в родное утреннее небо Ленинграда. «Я бросил это небо, как? зачем? Другое небо было больше, выше, расцвечено сверкающим неоном и вспышками „люфтганзы“ и „панам“, и я теперь живу на этом небе, а было мне неплохо на земле какой угодно, пермской и эстонской, американской, да и на родной. Я много походил по ней тяжелым» 
А. Межиров, Л. Темин, Е. Рейн. «аршинным шагом, бормоча свое, но я хотел бы все-таки вернуться, ну, хоть сейчас… компания большая, достойная меня бы приняла, и наконец бы мы поговорили. Столь многое хотелось мне узнать, а тут чужие люди, в этом небе, у них свои заботы — как у всех». Был этот голос мне знаком отлично, я слушал бы его еще, еще, но тут вступил еще один приятель, он мне когда-то продавал носки нейлоновые, звался он Альбертом и жаловался вроде на судьбу: «Ну, что хотел я? Одевать людей в шузню и джинсы, в „штатские“[12] рубашки, из них предпочитая „батн-даун“, в британские породистые кепки и в итальянский трудоемкий шелк, в бостон двубортный, в шелест кашемира, в норвежские с оленем свитера. Они меня за это расстреляли, я голым лег в могилу, и она была запахана. Несправедливо. Ну, как теперь я на суде не вашем, а другом, судье предстану, где я возьму меня достойный „сьют“ и прочее. Вот в чем вопрос, и Гамлет со мною не поделится плащом. Он скряга, этот Гамлет, хоть учен». «Ну, это полный бред», — подумал я. И тут как раз последняя ступенька, и спрыгнул я на дворовой асфальт. Когда я вышел на канал, уже был белый день, бежали дети в школу, какой-то «форин» расспросил меня, где здесь отель, я объяснил ему, но сам не понял ни того, что было, ни настоящего, ни будущих времен. В давние годы на Н-ской киностудии снимался фильм «Полярная охота». Интересную роль в этом фильме должен был играть белый медведь. Должен — значит надо достать. Для кино в те годы не было ничего невозможного. Достали белого медведя, и он неплохо сыграл свою роль.
Но съемки закончились, и хорошо оплаченный белый медведь попал на баланс киностудии. Списать
