— Спросите у Корягина.
— А где он?
— В классе.
В классе оказалось все второе звено. Все встали, как только вошла Нина Григорьевна.
— Что это вы собрались?
— Мы… по вопросу успеваемости, Нина Григорьевна.
— А…. Хорошо. А где же Пенкин?
— Я отпустила его, — сказала Кудрявцева. — У него горло разболелось. К врачу пошел.
— Что же ты, Корягин, не сказал ему, чтобы он меня разыскал?
— Совсем из головы вон, — ахнул Корягин. — Подождите, я его сейчас догоню.
И выбежал из класса.
— А Пенкин сегодня две пятерки получил! — похвастался Зайцев.
— Слышала. Это хорошо.
— А что вы с ним делать будете, Нина Григорьевна? — подольстилась Шамрочка.
— Я с Иваном Петровичем говорила, будем писать в газету опровержение.
— А если Пенкин исправится? — спросила Кудрявцева.
В это время в класс вбежал Корягин.
— Нет нигде. Ушел. Сильно болело горло.
— Жаль, — сказала Нина Григорьевна. — Он мне очень нужен. Придется к нему домой идти.
— А может быть, мы сами, всем звеном пойдем? — предложила Кудрявцева.
Нина Григорьевна внимательно посмотрела на нее и сказала:
— Хорошо, Галина. Скажите ему, чтобы он мне обязательно позвонил. Или он, или его мама.
— Ну вот и хорошо. Мы ему так и скажем, — поддержал Корягин. — Зачем вам ходить?
— И в самом деле, — сказала Нина Григорьевна, внимательно взглянув теперь не только на Кудрявцеву, но и на всех сидящих за партами. — И в самом деле. А то у меня сегодня трудный день. Пусть только обязательно позвонит. Хорошо? А завтра мы соберемся и обсудим статью в газете.
И Нина Григорьевна вышла из класса.
— Всем нам попадет без исключения, — сказал Ильин после того, как помолчали. — Всем.
Встала Кудрявцева.
— Кто за то, чтобы продолжать врать? — поставила она вопрос.
Все подняли руки. И Боря Ильин — тоже.
Глава пятая. Мышкан и другие
А в это время Пенкин, зажав под мышкой портфель, брел по городу и думал, как заработать недостающие четыре рубля без двадцати трех копеек.
Мирону Сергеевичу он сказал, конечно, что отправляется в школу.
За ночь сильно подморозило.
Уже два часа слонялся Пенкин по улице. У него замерзли сперва уши, следом за ними нос, потом ноги, а потом и руки в карманах.
Пенкин зашел в первый попавшийся подъезд согреться. Какая-то женщина с хозяйственной сумкой спускалась вниз. Проходя мимо, она внимательно взглянула на Пенкина. Пенкин подвинулся поближе к батарее. Не прошло и трех минут, как женщина с сумкой вернулась и прямо-таки уставилась на Пенкина. Пенкин отвернулся и стал разглядывать, что происходит во дворе. Во дворе, как назло, ничего не происходило, и ему пришлось довольствоваться дворовым пейзажем.
Женщина сперва потопталась у входной двери, а потом начала решительно подниматься по лестнице. Дойдя до второго этажа, она отомкнула дверь квартиры и быстро ее захлопнула, позвякав ключами.
Дальше оставаться в подъезде было совсем неинтересно. Пенкин распахнул дверь и вышел на улицу.
Он немножко согрелся, хотя, наверное, и недостаточно, потому что уши замерзли сразу, немного погодя к ушам присоединился нос, и все началось сначала.
Пришлось прибавить шагу.
Пенкин и не заметил, как очутился у кинотеатра «Призыв».
Сеанс начинался в одиннадцать сорок пять.
В конце концов собрать три рубля семьдесят семь копеек или три рубля восемьдесят семь копеек было одинаково трудно.
Смысл был не в том, чтобы смотреть картину, а в том, чтобы согреться, тем более что фильм «Жажда», который демонстрировался в кинотеатре «Призыв», Пенкин почему-то в свое время пропустил.
Он собрался было протянуть в окошко кассы десять копеек, но тут ему неожиданно подвезло.
К кинотеатру приближался школьный культпоход.
Раскрасневшиеся от мороза и удовольствия ребята выстроились у входа. Присоединиться к культпоходу, когда культпоход проходит мимо контроля, — самое плевое дело.
Пенкин выждал, пока учительница всех пересчитала, пока протянула контролерше билеты, а потом смешался с ребятами, как будто весь век с ними учился.
— Ты куда, мальчик? — спросила его какая-то вредная девчонка с косичками.
— А тебе что, жалко, Салазкина? — оборвал ее добродушный рыжий парнишка и дернул разок за косички.
Пенкин благополучно миновал контролершу и быстрым ходом проследовал в зал. Там было много пустых мест. Пенкин выбрал получше в восьмом ряду и уселся рядом с парнем в ушанке, надетой задом наперед.
Культпоход сидел вместе, а остальные ребята кто где. Почти у всех одиночных ребят на коленях лежали портфели.
«Наверно, во вторую смену учатся», — подумал Пенкин и стал смотреть киножурнал.
В журнале колхозники убирали хлеб, ребята отдыхали в пионерлагере, туристы ходили в поход, курортники купались в море, на улицах шелестели деревья. В журнале вовсю светило солнце, и Пенкину было приятно думать, что бывает на свете лето.
После журнала зажгли свет, и в зал вошло еще человек двадцать одиночных девчонок и мальчишек. Сосед Пенкина скосил глаза на пенкинский портфель и спросил небрежно:
— Сколько мотаешь?
— Чего? — не понял Пенкин.
— Мотаешь, спрашиваю, который день?
— А… Первый, — пробормотал Пенкин.
Парень презрительно покосился на Пенкина, присвистнул и сплюнул куда-то вбок.
Картину он знал наизусть. Объяснял Пенкину, что будет дальше, и успокаивал его в самых тревожных местах. От него и узнал Пенкин, что морской отряд превратится в сухопутный и отправится выполнять ответственное задание. Что город, хотя и ненадолго, получит желанную воду. Что переодетый в немецкий мундир артист Тихонов встретит девушку, которую случайно встретил в начале фильма. Так и случилось, точь-в-точь.
После фильма Пенкин с соседом пошли к выходу вместе. У дальней портьеры сосед остановился и спросил Пенкина:
— Нырнем?
— Чего? — снова не понял Пенкин.
— Останешься на второй?
— Нет, я пойду.
— Ну и я пойду. А то надоело. Девятый раз одно и то же.
