– Нет, Джулия, я не это хочу сказать. Нас представили друг другу.
– Тебе известно, что он уже два дня болтается вокруг, следит за домом? Прикатил на красной спортивной машине. Я выходила, чтобы поговорить с ним, и он вел себя крайне грубо. Твой отец будет в ужасе.
Франсин поднялась наверх в свою комнату. Она выглянула в окно на автобусную остановку, но Тедди там, естественно, уже не было. Практически все ее подруги знали, как поступать в подобных ситуациях, а вот она – нет. И хотя те с готовностью засыпали бы ее советами, в этом Франсин не сомневалась, ей не хотелось спрашивать. Она должна ответить себе самой: нравится ли он ей? Есть ли у нее желание узнать его получше? Тедди молод и привлекателен, он умен, размышляла Франсин, и ей нравится его манера говорить.
Закрыв глаза, Франсин спрятала лицо в ладонях и подумала, что, если он прикоснется к ней, обнимет за плечи, возьмет за руку и прижмется губами к ее губам, она не испытает отвращения. Когда Тедди стал писать номер своего телефона на ее руке, Франсин не возражала против этого. Она даже чувствовала необычный трепет, когда их руки соприкасались. Звонить ли ему? Набрать этот номер и позвонить? Франсин отвернула рукав и задумчиво взглянула на цифры. Смыть его, забыть о нем. Она убеждала себя в этом, когда снизу раздался голос мачехи:
– Франсин!
Так всегда происходило, когда Джулия проявляла резкость и властность. Сначала она запугивала, а через десять минут начинала подлизываться.
– Франсин!
– В чем дело? – Девушка открыла дверь, перегнулась через перила.
– Дорогая, я заварила чай. Я подумала, что мы пораньше выпьем чаю, а потом сходим в кино. Как ты на это смотришь?
Франсин воспользовалась фразой, которую очень не любила и не применяла больше ни к кому, однако наилучшим образом выражала ее чувства.
– Я не против.
Франсин прошла в ванную, помыла руки до запястий, но прежде записала номер. Она записала его в трех разных местах для пущей гарантии.
Глава 18
Способность Тедди концентрироваться, обычно такая надежная, в последнюю неделю сильно подвела его. И виной тому был образ девушки по имени Франсин, которую он смог увидеть с близкого расстояния. Никогда в жизни он не чувствовал ничего подобного. Почему у него не получается выбросить ее из головы? Почему перед ним возникает ее лицо, стоит ему закрыть глаза, и почему он видит ее во всех темноволосых девушках в толпе? Тедди даже не знал, чего хочет от Франсин, кроме того, чтобы она была рядом и он мог постоянно смотреть на нее. Каждый раз, когда звонил телефон, он подскакивал и что-то начинало биться в его грудной клетке.
У него вошло в привычку хватать трубку и затаив дыхание говорить «алло». Именно так и произошло, когда позвонила та женщина. Разочарование оглушило его, будто его ударили под коленки. Тедди сел. Голос был резким, а манера речи – аристократичной. Женщина сказала, что прочитала его объявление и нуждается в его услугах. Ей требуется встроить шкаф и полки в альков. Не мог бы он зайти к ней и взглянуть? Ее зовут Гарриет Оксенхолм, и она живет в доме семь «А» по Оркадия-плейс, СЗ8.
Тедди следовало бы прийти в восторг, но он лишь совершенно равнодушно подумал, что, возможно, этот заказ принесет хоть какие-то деньги. Имя и место могли бы показаться знакомыми, но для него имело значение и волновало только одно имя – Франсин Хилл. Он закрыл глаза и представил себя в тот момент, когда держал ее белую руку и писал свой номер телефона на запястье. Рука Франсин была мягкой, теплой и сухой, а кожа – гладкой, как шелк. Почему она ему не позвонила?
Тедди вспомнил, как сам наполовину забыл ее номер. Он его не записал и вынужден был держать в голове. Однако он стал искать ее отца в телефонном справочнике и нашел номер. Наверное, Франсин смыла запись со своего запястья или та женщина, которая выходила и задавала ему вопросы, заставила смыть его номер. Тедди нетрудно было представить, как кто-либо кого-то к чему-то принуждает.
Вернуться на остановку и еще раз попытать счастья? Идея выглядела унизительно, он этого не сделает, никогда больше не покажется на глаза той женщине. Можно подождать Франсин на остановке возле работы и пригласить сходить с ним куда-нибудь. А как приглашать? Просто сказать: «Пойдем со мной выпьем чего-нибудь»? Или «Давай погуляем»? Вполне вероятно, что она ответит «нет».
И надо ли брать «Эдсел»? Следует ли ему поехать в Сент-Джонс-Вуд на «Эдселе»? Наверное, нет. Это безрассудство, как на это ни смотреть, ехать куда-то на нем. Достаточно крохотной аварии, даже прокола в шине, чтобы положить конец всему. Уж лучше ехать на метро, по Юбилейной линии.
Телефон зазвонил, когда Тедди уходил. У него сердце едва не выскочило из груди. Было начало второго. Почему-то он подумал, что если Франсин позвонит, то из того магазина и в обед. Но это была не она, звонила женщина, у которой на кухне с потолка текла вода и которой дали телефон Кейта.
– Он ушел на пенсию и переехал в Лифук, – сказал Тедди.
В вагон поезда зашла девушка, очень похожая на Франсин, но в дешевой, потертой версии. Как плохо выполненная репродукция великого творения художника, подумал Тедди, или как ДСП, покрытая шпоном и претендующая на то, чтобы казаться дубом. У девушки были обкусанные ногти, пятно в центре правой щеки и костлявые коленки. По сути, только волосы делали ее похожей на Франсин да темные глаза. Франсин – совершенство. Можно снять с нее одежду, осветить мощной дуговой лампой, внимательно оглядеть каждый дюйм тела и не найти ни одного изъяна, ни одного пятнышка. Однажды он так и сделает.
Тедди вышел на «Сент-Джонс-Вуд», свернул вниз по Гров-Энд-роуд и на перекрестке с Альма-гарденс перешел на другую сторону. Оркадия-плейс пряталась там, где меньше всего можно было ожидать увидеть улицу с домами, в конце Мелина-плейс. И замер на несколько мгновений: он и не предполагал, что в Лондоне существуют такие места. Оно очень напоминало провинцию, деревенский уголок в городе, или фотографию из альбома, посвященного провинциальным городкам. Здесь царила удивительная тишина. Шум движения доносился издали и походил на жужжание пчел. Коттедж «Оркадия» оказался домом- невидимкой, его не было видно из-за высокого занавеса разнообразных листьев, перистых и заостренных, блестящих темно-зеленых и нежных бледно-зеленых, золотисто-бронзовых и пастельно-желтых. Он открыл кованую калитку и вошел внутрь.
Везде были цветы, но он не знал их названий. Тедди знал только розы, и их тут было в изобилии: розовые, красные, белые, пахучие. В ящиках под окнами и над подвесными вазами высились шапки розовых и фиолетовых «граммофончиков» и голубых маргариток, а вниз свешивались длинные плети с серебряными листьями. Они цвели на фоне задника, ниспадающего многослойного полотна из блестящих листьев, зеленых, но тронутых бронзой. Большая часть фасада была скрыта листвой, как драпировкой или плотной, слегка подрагивающей ширмой.
Где он это видел, эту стену из листьев? На картине, естественно, на ней наверняка изображен этот самый дом. Оркадия-плейс. Наверное, Тедди слишком сильно погрузился в свои мысли, если не сообразил этого раньше. Молодой человек подошел ближе, заглянул внутрь завесы, прикоснулся к листьям и к золотисто-красным побегам, которые ползли вверх, цепляясь усиками за кирпич, погладил одним пальцем светло-серую дверь, внимательно всмотрелся в стекло – он впервые в жизни видел такое, оно очень напоминало затвердевшую чистую зеленую воду.
Хозяйка открыла дверь прежде, чем он позвонил. Еще одна женщина, наблюдавшая за ним. Что на них нашло? Эта выглядела так же, как говорила по телефону: яркой, резкой, слишком старой для платья, что было на ней. Она окинула его взглядом, как будто ощупала руками.
– Входи, Тедди, – произнесла женщина так, будто знала его многие годы. – На улице жарко, наверное, ты не прочь что-нибудь выпить.
Гарриет Оксенхолм, так она представилась по телефону. Звоночек, который должен был бы прозвенеть раньше, но не прозвучал из-за внезапно обрушившейся на него рассеянности, издал трель
