Поднимают мне голову.
Смотрят в глаза.
- Послушайте меня, Поттер, - говорит Снейп. - Никогда не получится быть хорошим для всех. Я хочу, чтобы вы это поняли и не терзались напрасно.
Смотрит серьёзно-серьёзно, он умеет, большой палец пристроил у меня под подбородком, а остальными поглаживает за ухом, как кота, и продолжает:
- Ни у кого не получается, зачастую приходится выбирать. Нужно определить для себя приоритет и следовать ему, и не метаться во все стороны.
- А вы? - спрашиваю. - Вы для себя смогли определить?
И ожидаю привычного - это не вашего ума дело, Поттер.
Но Снейп вдруг говорит просто:
- Да.
Отпускает меня и снова идёт к оставленным ингредиентам, и произносит:
- Значит, Минерва предложила вам преподавать Защиту.
- Предложила, - говорю, ещё чувствуя его прикосновение, это такая редкость, если мы в лаборатории.
- Поттер, я вас только научил правильно держать лопатку при помешивании, а вы уже рвётесь сбежать на проклятую должность. Полагаете, там лучше?
- Я не рвусь, - отвечаю.
- Но я вам всё равно раньше будущего года преподавать Зелья не дам, так что если срочно требуется восхищение публики...
- Не требуется. Я уже отказался. Правда.
- Ну а коль правда, довольно бездельничать, - говорит Снейп, и заметив мой взгляд, брошенный на стеллаж с уже чистыми ретортами, добавляет: - Мне нужен ассистент, а не посудомойка, поэтому не отбирайте работу у гриффиндорских лентяев, а извольте помогать всерьёз. Идите сюда, сейчас здесь будут желательны четыре руки.
Не знаю, что на него нашло. Но с этого дня начинается ещё одна новая жизнь.
В которой Снейп влетает утром в лабораторию, я - за ним, он выкладывает на рабочий стол рецепт и велит:
- На сегодня это. Мне нужно вдолбить в десяток пустых голов свойства Перечного Зелья, так что начинайте сами.
Я пугаюсь сложности рецептов, она возрастает с каждым днём, а Снейп однажды спрашивает:
- Поттер, что, по-вашему, является одним из главных условий успешного результата?
Я уже оставил привычку мямлить и заикаться при нём, он этого терпеть не может, поэтому отвечаю сразу:
- Правильный состав и соблюдение алгоритма.
- Уверенность, Поттер. Уверенность в себе, безусловно, подкреплённая тем, что назвали вы. Поэтому бросьте прикидываться, у вас всё есть. Вперёд.
И уносится на занятия.
Вперёд, конечно, назад уже не хочется и некуда, но я замечаю, что с каждым удачным снадобьем трясусь и ожидаю его неодобрения всё меньше. Такое ощущение, что Снейп вплёл в свои слова магию, которая заставила меня поверить. Или это оттого, что я всё чаще слышу от него:
- Ну что ж, приемлемо.
У меня всё есть.
Две моих новых жизни, я-настоящий-ассистент-зельевара и мы-с-Северусом, друг друга почти не касаются, но всё же иногда одна ухитряется наложиться на другую. Это когда, например, Снейп заглядывает в котёл, стоя за спиной, и ненароком - совершенно случайно, я понимаю - кладёт руку мне на плечо. Лежать просто так ей неинтересно, поэтому пальцы поглаживают ключицу, а я проклинаю толщину лабораторной робы, всего двенадцатый час и сдвоенные Зелья у четвёртого курса после обеда.
Снейп по-прежнему не называет меня по имени, нигде, кроме постели, я по-прежнему говорю ему - профессор, сэр, и только иногда - Северус. Отчего-то эта возможность, говорить ему - Северус, кажется мне слишком ценной, чтобы использовать её повсеместно, а тем более публично.
Но я могу придти к нему вечером - просто так, потому что мне невесело проверять эссе первокурсников в одиночестве, и он не станет возражать, и потом, если не нужно ничего добавлять и помешивать в очередном зелье, сидеть с ним у камина допоздна, и болтать всякую ерунду, а он будет совать свой выдающийся нос в горло бокала, тянуть оттуда густой коньячный дух, усмехаться или вставлять ехидные реплики, или вообще заявит:
- Поттер, нет от вас покоя. Если не намерены идти к себе, сидите, но помолчите хоть десять минут.
Это если я мешаю ему читать.
Я не обижаюсь. Потому что это он так... Чтобы я не слишком наглел, вторгаясь в личное пространство Северуса Снейпа.
Он привык не делиться собой с окружающим миром. А меня, бывает, заносит, и тогда я хочу его всего. И знать, о чём он сейчас подумал, и понимать его до конца, а менять привычки трудно, и Снейпа это раздражает. Из большого арсенала кривых полуухмылок, поднятых бровей, дёрганий щекой и прочих выражений для демонстрации недовольства он выбирает комбинацию едва уловимых гримас номер два и номер одиннадцать, надевает её на лицо и отказывается снимать до тех пор, пока я не отстану.
Отстану, конечно, куда же мне деваться...
Потому что его редкие улыбки - только для меня, и это стоит всех самых открытых и покладистых характеров мира.
Проходит день рождения Гермионы - замшевый чехол для волшебной палочки в подарок и сотня шоколадных лягушек для смеха.
- Я помню, как ты их в поезде уплетала, - улыбаюсь, высыпая перед ней всю сотню.
Гермиона зарывается пальцами в блестящие обёртки, говорит:
- Гарри... Я же лопну!
- С Роном поделишься.
- Нет уж! - говорит Миона. - Я лучше лопну.
Смеёмся. Легко.
Празднуем около Норы, на большом столе в саду примостились бутылки с вином, сливочным пивом, кувшины сока, Молли носится с пирогами, смотрит в небо, просит Гермиону проверить, как там погодный щит, не ослаб ли, веселиться под сентябрьским дождём не слишком приятно. Миона здесь уже своя, полностью и окончательно.
- Гарри, - говорит Гермиона, - ты не обиделся, что я только тебя пригласила?
Сегодня Нору трудно назвать малолюдной, я удивлённо оглядываюсь, Гермиона перебирает ещё спелёнутых упаковкой лягушек, а меня осеняет:
- Ты о Снейпе, что ли?
Представляю, что он сказал бы, если бы я тянул его сюда. Смеюсь и говорю:
- Я жутко обиделся, Миона, разве незаметно? За это пригласишь нас на свадьбу.
Не думаю, что он и туда пойдёт, но вдруг?
- О! Гарри! Свадьба! Мы же её на конец ноября перенесли, хотим сразу в свадебное путешествие, до самого Рождества.
- А не слишком?
- Ты что! Море, тёплое, прозрачное, надолго! Какое там слишком... Ой, Джинни с Невиллом...
Они опоздали. И изменились. Оба.
Невилл - высокий, загорелый, наверное, в Африке собрал всё тропическое солнце, улыбчивый, совсем растерявший неуклюжесть.
Пожимаю руку.
Давно не виделись, Джинни. Она отчего-то становится всё больше похожей на девушку, которую я знаю только по чужим воспоминаниям и колдографии. На мою мать. Тянет где-то под рёбрами. Не потому ли...
