облегчения. Он — дома. Все закончилось. Все хорошо.
Руки скользили по обнаженной груди, по животу, согревая, успокаивая, обнимая. Драко прижал ладони к лицу, пытаясь уйти от прикосновений. Хотелось сжаться в комок, спрятаться, забиться в угол — в одиночестве, чтобы никто не видел, не трогал, никто… Хотелось остаться одному. Не видеть оттенков понимающей, сочувствующей жалости в глазах Луны. Не слышать горячего дыхания Поттера.
Поттера, который снова пришел за ним. Который все сделал правильно, и снова, не думая, не рассуждая и не взвешивая шансы, с легкостью жертвовал собой — ради него, ради них обоих. Который простил ему все, все слова, всю усталость и равнодушие, бросившись вытаскивать Малфоя из очередной переделки.
Поттер, который сделал все это, помня, что последним, что он услышал от Драко, было: «Надеюсь, ты когда-нибудь сдохнешь…»
Теплые, ласковые руки обвились вокруг тела, сжимая в объятиях, и слезы хлынули сплошным потоком, будто где-то внутри, наконец, прорвало давно прогибавшуюся плотину. Они здесь. Они рядом со мной, оба, беспомощно повторял себе Драко. Оба…
Горячие губы Луны скользнули по виску, покрывая волосы Малфоя быстрыми поцелуями, и от шепота Поттера — все хорошо, все закончилось, Драко… — истерика почему-то только усиливалась. Этого не должно было быть. Не так. Не с ним. Он не заслужил — этого.
Одним рывком перевернувшись на бок — после секундного колебания, на правый, лицом к Луне — Драко уткнулся в подушку, от всей души желая провалиться сквозь землю, лишь бы не… оставаться здесь? С ними? Нет, дело было не в этом.
Рука Гарри легко обвилась вокруг его талии, и тепло тела Поттера, обнимающего со спины, было невыносимым настолько, что хотелось кричать в полный голос, позволяя истерике накрыть с головой, потому что здесь было слишком хорошо, чтобы поверить в реальность происходящего. Чтобы отдаться ей, принять ее. Разрешить себе быть — в ней.
— Прости… — выдохнул Драко, сжимаясь в комок.
Ладонь Поттера, скользящая по груди. Пальцы Луны в его волосах — осторожные, ласковые прикосновения. Горячее дыхание — в затылок, Гарри, прислонившийся к нему лбом.
— Придурок… — с горькой, едва слышной нежностью прошептал Поттер, качая головой, цепляясь за плечо Малфоя.
Мерлин, этого не может быть, с тоской повторял Драко. После всего, что я натворил… после всего, что мы оба натворили…
Плечи Луны дрожали, как будто она сама едва сдерживала слезы, и у ее губ почему-то был странный соленый привкус, а руки беспорядочно гладили Драко по голове, по волосам, по лицу с отчаянной, безудержной нежностью. Она всхлипывала, снова и снова целуя его, и это тоже было — незаслуженно, все — неправильно…
А потом она выдохнула и порывисто обняла Драко за шею, нависая над ним, глядя ему за спину.
— Мы справились, Гарри, — сдавленно прошептала она. — Мы это сделали.
— Ага, — нервно усмехнулся Поттер, не поднимая головы. — Мы.
И только теперь Драко заметил кровь. Ее было много, и именно ее сладковатый, густой запах стоял в воздухе, ею был перепачкан и живот, и простыни — он задохнулся, когда представил, сколько ее должно было вытечь, какой, вообще, должна была быть рана, чтобы — вот так…
Стальная хватка объятий Поттера настойчиво заставила его снова откинуться на подушки, и Гарри, вздохнув, вытащил палочку и пробормотал заклинание очищения таким тоном, будто за последние пять минут ему пришлось повторить его минимум в третий раз. Драко оцепенело смотрел на снова ставшее белоснежным белье.
— Ш-ш-ш… — прошептала Луна, гладя его по щеке, обеспокоенно заглядывая ему в глаза. — Гарри сказал — нужно просто хотеть… и чувствовать… И все получится. Даже если рана не магическая…
Поттер фыркнул, не очень-то пытаясь скрыть, что снова действовал наобум, и перевернулся на спину, не выпуская Малфоя из кольца рук. Драко поймал себя на ошеломленной мысли, что, если уж эти двое смогли объединиться и вытащить его не только из лап Финнигана, но еще и — из такого, то единственное, чего бы он сейчас хотел — это не возвращаться в реальную жизнь никогда. В жизнь, где ты не можешь быть слабым, не можешь зависеть ни от кого, в которой ты — одиночка, цепляющийся зубами за выживание, не доверяющий даже себе, не подпускающий к себе — никого. Даже эту несчастную девочку, секс с которой ты так долго успешно выдавал за признак доверия к близкому человеку.
Драко перевел взгляд на Луну, которая все еще взволнованно вглядывалась в его лицо, и коснулся ее щеки кончиками пальцев. На мгновение — и это наверняка было обосновано шоком, и усталостью, и бешеной кровопотерей — ему стало нестерпимо, отчаянно, до звона в ушах стыдно перед ней. За все. За непонятные, мало что дающие отношения, в которые он милостиво согласился ввязаться, но которые никогда не поддерживал толком, за участь стихийного мага, на которую он, пусть и невольно, обрек ее, за холодность и отстраненность, которыми щедро награждал ту, что согревала его постель. Девочку, давшую ему возможность жить и дышать полной грудью, не получившую взамен ничего.
Он наклонился и осторожно, боясь спугнуть почти незнакомое, полузабытое ощущение искренности, коснулся губами ее губ. Луна судорожно вздрогнула, и Драко понял, что слова не нужны. Что она чувствует все — и так. В этом была мелкая, неправильная подлость, позволяющая промолчать, так и не сказать вслух все, что давно стоило озвучить, но перешагнуть и через этот барьер Драко уже не смог. Она ведь все равно — слышит…
Но слышит — только она. Поттер, в отличие от Луны, не эмпат, и, значит, найти нужные слова стоит — хотя бы один раз. Драко перевернулся на живот, не выпуская девушку из объятий, и посмотрел на раскинувшегося слева Гарри.
Он помнил эти глаза — там, у Финнигана. Помнил, как именно Поттер смотрел на него, оседая на пол, и в этом взгляде было больше, чем в любых словах, которые они произнесли за прошедшие месяцы. Собственно, разве они удосужились вообще сказать друг другу хоть что-либо из того, что сказать действительно стоило? Они так перепугались обрушившейся на них памяти о чувствах, которых больше не испытывали, что потратили все отпущенное им время на попытки доказать, в первую очередь, самим себе, насколько все это — неправда. Доказать, несмотря на то, как отчаянно они нуждались в обратном. Нуждались в том, чтобы быть вместе — вопреки всему.
Губы Гарри дрогнули в беспомощной улыбке, и от этой едва сдерживаемой горечи Драко захотелось взвыть. Разбить эту скованную, напряженную тишину между ними, потому что в глазах Поттера упрямыми искорками принятого решения мерцало то, с чем невозможно было согласиться.
— Нет… — едва слышно прошептал Драко. — Ты что? Я никуда тебя…
Ладонь Гарри скользнула по его груди, и он машинально схватил ее, прижимая пальцы к губам. Поттер горько улыбнулся и покачал головой.
— Так будет лучше, — возразил он, отводя взгляд.
Вот только ладонь его считала иначе. Его рука, все еще обвивающая талию Драко. Его дрожащие губы, и тоскливый, безнадежный отблеск в потемневших глазах. Малфой глухо выдохнул и медленно опустил голову, зарываясь лицом в подушку.
Он чувствовал, как Гарри прижимается к нему, отчаянно обхватывая его тело, как будто пытается запомнить, всего — навсегда. Чувствовал горячее, прерывистое дыхание Поттера на своем плече, его объятия — и не понимал, как мог столько времени не видеть, не понимать самого простого. Самого естественного на свете.
— Ты нужен мне… — прошептал Драко. — Мерлин, Поттер!..
Слова были необходимы, как воздух, как сама жизнь. Но слов не было, или они были — не те, и не о том, и Драко задохнулся, поняв, что не способен найти те единственные, которые Гарри услышит. Сейчас, пока еще можно хоть что-то сказать.
Не поднимая головы, он нашел ладонь Поттера и крепко сжал ее, чувствуя ответную дрожь знакомых пальцев. Гарри на мгновение прильнул к нему, а потом отстранился, и Драко встрепенулся, испугавшись, что этот чертов придурок исчезнет из его жизни прямо сейчас.
Но Гарри всего лишь потянулся всем телом через него и поцеловал испуганно переводящую с одного на другого взгляд Луну — так просто и властно, будто принятое решение давало ему право больше не беспокоиться ни о чужих чувствах, ни о последствиях чужой глупости. То, что ревность к Поттеру была глупостью, Драко в этот момент осознал настолько отчетливо, что снова ощутил, как заливает щеки краска стыда за утреннюю выходку.
Мерлин, неужели это было только утром? — подумал он, глядя на них. Неужели сегодня ночью я впервые признался себе, что, так и быть, согласен с присутствием Поттера в своем прошлом? Побоявшись даже задуматься о том, что происходит между нами в настоящем, радостно кинувшись в очередную перепалку вместо того, чтобы спросить себя — а готов ли был Поттер соглашаться хоть с чем-то? Каково ему жить со всем этим — одному?
Гарри целовал ее — осторожно и нежно, и, глядя на их сомкнутые губы, Драко на миг испытал ни с чем не сравнимое ощущение, что готов на что угодно, лишь бы Поттер не уходил, и одновременно — лишь бы не потерять Луну. На что угодно — лишь бы они оба были рядом, лишь бы знать, верить, чувствовать наверняка — ты не один. Они здесь, они всегда будут здесь, ты нужен им так же отчаянно, безудержно, сильно, как и они — тебе.
Мерлин, да бывает ли такое счастье? Доверять тем, в ком нуждаешься больше жизни, и не бояться, что они отвернутся от тебя?
Драко не знал. Он знал только, что решение оттолкнуть Поттера оказалось самым глупым и безрассудным из всех, что он принимал. И что все его беспросветное, тоскливое одиночество было всего лишь следствием этой глупости, а вовсе не «неправильного поведения» Гарри. Я сам виноват в том, что случилось, подумал он. Я побоялся
