Семь чудес света

по крайней мере произнести доброе заклина­ние над перемещенным Солнечным камнем.

— А как насчет злого заклинания? — неуверенно спросил Саладин.

Эппер помрачнел.

— Злое заклинание — ритуал власти — также избавит мир от Тартара. Отведет лучи Солнца с помощью кристаллов Солнечного камня. Только за это придется заплатить ужасную цену. В соответствии с древними текстами, Солнечный камень в зените седьмого дня встанет на вершину Великой пирамиды, некий народ положит в тигель установленное ко­личество чистой почвы и совершит ритуал власти, «всей земной власти» па тысячу лет.

Эпнер смотрел на Саладина.

— Солнечный камень — настоящая проверка человеческого характера. Перед угрозой катаклизма камень может быть ис­пользован бескорыстно, для всеобщего блага. Можно им воспользоваться и в корыстных целях, ради обретения абсолют­ной власти.

— Есть и третий путь, — сказал Саладин. — Наш путь. Если мы сумеем захватить один фрагмент камня и держать его при себе, то обречем мир на две недели природных катастроф, но не на тысячелетнее рабство. Меньшее из двух зол. Согласны, доктор Эппер?

— Что-то вроде этого, — спокойно согласился Эппер. — В любом случае, мой арабский друг, судьба мира зависит от наших усилий.

ВИКТОРИЯ-СТЕЙШН,

КЕНИЯ 1996-2006 ГГ.

После исторического собрания прошло несколько дней. Команда прибыла в Кению, на одиноко стоящую ферму воз­ле границы с Танзанией. Там им предстояло жить, работать и тренироваться. В ясные дни они видели на горизонте мощ­ную вершину Килиманджаро.

Далеко от западного мира.

Далеко от врагов.

Ферму окружали широкие безлесные просторы (такое ме­сто было выбрано намеренно). Поля от дома протянулись на две мили по всем направлениям.

Нежданных гостей здесь не могло быть по определению.

Кенийцы рассматривали Викторию-стейшн как еще одну ферму, облюбованную иностранцами. Все работали на старика Эппера и его красивую жену Дорис. Седовласая, спокойная и добрая женщина была родом из Канады. Приехала вместе с мужем и выступала на ферме в роли заботливой бабушки.

Местным жителям вскоре стало известно, что на ферме есть грудной ребенок — девочка. Дорис или рабочий с фермы частенько наведывались в город и покупали там молочные смеси, памперсы, иногда — игрушки.

Кенийцы решили, что смуглая девочка — дочь молодой блондинки, по-видимому, жены одного из рабочих.

Местные жители, однако, не замечали, что каждую ночь два человека патрулировали усадьбу, обходя ее по периметру.

Лили быстро подрастала.

Из счастливо лепечущего младенца она превратилась в любопытного ребенка, который, сделав свои первые шаги, начал вызывать у всех постоянное беспокойство.

Очень часто закаленные ветераны нервно переворачивали стулья, отодвигали диваны, обшаривали стога сена, разыски­вая хихикающую крошечную девочку, которая исчезала в мгновение ока.

Вскоре она начала говорить и читать.

Совершенно естественно, что девочка ощутила культурное влияние разных народов. Когда она увидела, как Саладин, преклонив колена, смотрит в сторону Мекки, то спроси­ла, что он делает. И он рассказал ей все об исламе, правда, попал впросак, когда четырехлетний ребенок спросил, почему некоторые исламские женщины закрывают голову и лицо покрывалом.

— Если бы они не носили чадру, то мужчины бы... гм... перестали их уважать, — откашлявшись, сказал Саладин.

— Зоу не носит чадру, — заметила Лили.

В этот момент несколько человек из команды обедали за столом — Зоу, Эппер и Уэст. Зоу, улыбаясь, смотрела на Саладина, ожидая, что он ответит.

— Не носит, потому что она не мусульманка.

— Но ведь ты видишь ее голову, верно? — спросила Лили.

— Да...

— А значит, согласно законам ислама ты не должен ее уважать.

Саладин густо покраснел.

— Да нет, я... уважаю мисс Зоу. Очень уважаю.

— Тогда почему мусульманки носят чадру?

Саладин вконец растерялся. Зоу пришла ему на помощь.

— В Азии, Лили, не все мужчины ведут себя по джентльменски. Они не могут контролировать свои порывы так хорошо, как Саладин.

— Порывы? — переспросила Лили, заметив новое слово.

— А об этом мы поговорим, когда ты станешь немного старше.

Все эти годы на холодильнике в кухне висел прикреплен­ный магнитом бумажный листок. Лист был расчерчен на семь частей. В этих прямоугольниках были странные знаки — репродукции семи главных стихов «Текста Каллимаха». Выглядело это так:

Лили видела листок каждый день, когда ходила на кухню пить свой утренний сок. Когда она спросила, что это значит, Дорис Эппер ответила:

— Мы не знаем. Надеемся, настанет день, когда ты сама нам расскажешь.

Когда Лили исполнилось пять лет, Макс Эппер занялся ее образованием: учил математике, физике, античной истории и языкам. Особое внимание уделял латыни, греческому и кли­нописи.

Оказалось, что у девочки исключительная склонность к языкам. Она училась быстро и невероятно легко, освоив к семи годам латынь и древнегреческий, а в восьмилетнем возра­сте расшифровывала египетские иероглифы. К девяти годам Лили превзошла Эппера в знании клинописи — переводила тексты Биситуна[5], написанные на трех древних языках.

А что уж говорить о современных языках! Она учила их, разговаривая со своими попечителями. Особенно ей нравилось трудное гэльское наречие, на котором изъяснялись ее ирландские защитники — Зоу и Лайэм Киссэйн.

Эппер был превосходным учителем.

Лили просто обожала его. Ей нравилось его мудрое старое лицо, добрые голубые глаза и спокойная и в то же время глубокая манера обучения.

Вскоре она дала ему другое имя — Волшебник.

Каждый день она прибегала в классную комнату в восточном крыле дома, чтобы узнать побольше нового и интересного.

Стихи, такие, как «Атака эскадрона легкой кавалерии»[6], она читала с большим жаром.

Арифметические задачи иллюстрировались примерами из сельской жизни.