Прозрачным стал весь лес. К певцу теснилисьи зверь из нор, и жители берлогУже не хищный умысел их влек,и не в молчаньи звери затаились, —они внимали. Низкий рев и рыксмирился в их сердцах. Там, где недавно,как гость незваный, оробел бы звук, —в любой норе, убежище от вьюг,где тьма и жадность властвовали явно, —ты песне храм невиданный воздвиг.(Г. Ратгауз)
II
Как девочка почти… Ее принессоюз счастливый лиры и напева.Она пришла, веснянка, королева,и полонила слух мой, и из розпостель постлала в нем. И сном еестал весь наш мир, и я, плененный, слушали леса шум, и луга забытье,и собственную замершую душу.О звонкий бог, как ты сумел найтитаких гармоний звуки, что проснутьсяона не жаждет? Встала, чтоб почить.А смерть ее? Дано ль нам уловитьмотив последний этот? — Струны рвутся…Она уходит… Девочка почти…(А. Карельский)
III
Конечно, если — бог. Но если онлишь смертный у порога узкой лиры?Как в сердце, где расколот образ мира,воздвигнуть храм свой может Аполлон?Ты учишь петь. Но что нам твой урок,нам, вечно страждущим и недовольным?Петь — значит просто быть. Легко и вольнолишь ты поешь. Но ты на то и бог.А мы? Как нам запеть? Когда мы суть?О юноша, любить — как это мало.Хоть жжет напев уста тебе — забудь,что ты запел. Проходит все на свете.Для песни только бог один — начало.Она — молитва. И порыв. И ветер.(А. Карельский)
V
Не воздвигай надгробья. Только розада славит каждый год его опять.Да, он — Орфей. Его метаморфозажива в природе. И не надо знатьиных имен. Восславим постоянство.Певца зовут Орфеем. В свой череди он умрет, но алое убранствоосенней розы он переживет.О, знали б вы, как безысходна смерть!Орфею страшно уходить из мира.Но слово превзошло земную твердь.Он — в той стране, куда заказан путь.Ему не бременит ладони лира.
