Странной тяжелой походкой мужчина пошел в сторону Василисы. Девушка испугалась, задергалась в руках Белого, то тот добычу не выпустил, только шикнул и еще раз припугнул пистолетом.
Мы с Антоном сорвались с мест одновременно. Быстро перебирая ногами, я летела наперерез ходячему мертвецу. И со всей скорости врезалась в невидимую преграду. Меня отбросило с такой силой, что я, пролетев несколько метров, ударилась в подпорную стену справа от лестницы. Дворецкого унесло еще дальше. Но своего мы добились — мужчина остановился, удивленно глянул на свои руки, выставленные в сторону меня и Антона, облизнул губы и снова пошел в сторону сына.
Я трясла головой, пытаясь вернуть глаза на место. Голова кружилась с такой силой, что казалось, сейчас прокрутиться на триста шестьдесят градусов и больше не станет останавливаться. Подняться и сделать хоть шаг не было ни единой возможности. Беспомощно моргая, я тянулась рукой к Васе, понимая, что повторить фокус Шаграна-старшего у меня не выйдет.
Тем временем мужчина добрел до Белого, грубо отпихнул и протянул руки к новому видению.
Я снова ничего не услышала, в комплекте с ударом и головокружением шли металлическое послевкусие и звон в ушах. Пытаясь рассмотреть причину столь неадекватного поведения жертвы ритуала, я пропустила момент, когда рядом оказался Антон.
— Катя… Катя, ты есть? — Дворецкий сжал ладонями мое лицо и пытался увидеть хоть крупицу разума во взгляде. — Катя, сейчас бегите, и прячьтесь. Прячься так, чтобы видеть выход. Я все сделаю, как надо. Ты поняла?
То ли я смогла кивнуть, то ли дальнейшие события потребовали срочного вмешательства, но Дворецкий отпустил меня и исчез из поля зрения.
— Поля, нет! Поля, это же я!
Кто это кричит? Я — Катя, нет среди нас Поли никакой…
А кричал отец Шаграна. Странно было видеть двух настолько одинаковых и настолько разных людей — лицо одно, а взгляды разные. И это не близнецы, и не братья.
К черту родственные связи! Мне нужна Василиса и пистолет.
— Папа, не надо! — Шагран, наконец, отпустил Васю. Но не оружие.
Время больше не замедляло свой бег, но я видела все происходящее вокруг довольно четко. Посему действовала точно по плану.
Я видела, как Шагран-старший пытался заговорить с молодой безумно красивой женщиной, которая играла с маленьким смуглым мальчиком на берегу горной реки. Я видела, как осела на землю совершенно выбившаяся из сил Василиса, поэтому мне пришлось снова ее тащить за руку. Я видела, как Дворецкий попытался отобрать у Белого пистолет, но вместо этого, просто разрядил его — досталось небу и земле. И досталось Шаграну-старшему.
Белый отбросил Дворецкого с нечеловеческой силой и бросился к отцу. Антон же, увидев нас все еще стоящими на поле боя, выругался матом и приказал немедленно бежать.
И мы побежали. Бесконечная череда серых одинаковых ступеней вновь вскружила мне голову, но упасть мне не дали: Василиса, обретя свободу и цель — выход, успела меня спасти от падения и, несомненно, свернутой шеи. Не повезло Антону: на предпоследних ступенях он абсолютно неудачно сделал шаг и упал прямо на инвалидную коляску. Раздался хруст, треск ткани. Антон взвыл.
Мы с Васей бросились на помощь, от которой мужчина отказался. Сам выдернул из ноги кусок алюминиевой части кресла.
— Сейчас заживет, — успокаивал он нас, — сейчас заживет.
Только кровь не останавливалась.
Перевязав ногу куском рубашки, Дворецкий снова поднялся и, ужасно хромая, двинулся за нами. Я снова предложила помощь, и он снова отказался.
Дворецкий все время оборачивался, пытался рассмотреть, что твориться наверху. В очередной раз обернувшись, Антон увидел Белого — Ангела Мести во плоти. И уже на середине лестницы.
Антон подталкивал нас, подгонял, орал и приказывал бежать быстрее, но все равно не успел — Шагран нагнал нас почти у крытой галереи.
Увидев за спиной Дворецкого изуродованное злостью лицо, Василиса сбилась с темпа, споткнулась и упала, потянув меня за собой.
Раненый Хранитель пытался отбиться от Шаграна, но тот все наступал.
Я видела, что Антон проигрывает, но помочь на этот раз не могла. В который раз улетая в кустарник от удара разъяренного Белого, Дворецкий ругнулся, увидев нас торчащими у арки выхода.
Но выходить было нельзя.
— Катя, почему мы стоим?! — Василиса тянула меня к выходу.
— Нельзя, Вася, нельзя, там нас ждут. Нельзя туда. И Антона здесь нельзя оставлять. Он же Хранитель. Кто передаст знания дальше, если его оставить здесь?
Я намеренно избегала формулировки «убьют» или «умрет». Я ненавидела предателя и боялась потерять опору. Следовало срочно помогать Охотнику. Хотя бы ради себя.
В пылу драки Шагран потерял свой ритуальный нож. Лезвие бросалось синими бликами, манило, а я боялась взять его в руки. Василиса снова впала в состояние отупения.
Я не убийца. Я рыбу боюсь чистить, потому что, кажется, она сморит на меня своими влажными живыми глазами. Я врач, я видела кровь, но я созидаю, а не разрушаю. Но нож все-таки подобрала. Стояла и молча глядела на лезвие, держа холодное оружие двумя руками.
А дальше случилось совсем неожиданное — на меня налетел Антон. Мы стояли близко, на расстоянии взмаха ресниц и смотрели друг на друга. В своих руках я держала нож, а ладони Антона сжимали мои. Бой закончился. И, кажется, я проиграла.
Дворецкий стал на меня оседать. Я знала, что нельзя выдергивать нож из тела — так можно только нанести еще большие ранения, поэтому продолжала держать оружие. Ноги подкосились под тяжестью чужого тела и я, всхлипывая и скуля, упала на спину.
Победитель последней схватки, шаркая ногами, подошел к нам. Я видела очертания его силуэта на фоне бегущих синих облаков по небу цвета василькового поля.
— Ну, что, красавица, доигралась? — Шагран присел на корточки и взялся за плечо Дворецкого, чтобы перевернуть. И просчитался.
Впрочем, как и я. Антон, только притворяющийся умершим, чиркнул лезвием по мощной шее противника и скатился на траву. Мне стало в разы легче дышать. И от того, что с меня свалился груз, и от того, что видела — Дворецкий жив. Значит, можно расслабиться…
— Катя… — кто-то звал меня по имени, кто-то знакомый, но такой далекий, — Катя, надо вставать. Катя, вставай, у тебя много дел.
Я открыла глаза — надо мной все тоже аквамариновое небо и холодное полуденное солнце. А той, чей голос меня просил проснуться — нет.
Я заворочалась. А затем резко вскочила: Шагран полусидел-полулежал у испачканной кровью бетонной тумбы, Дворецкий отдыхал, прижав руки к животу, Василиса сидела на скамье, обхватив себя руками, и улыбалась блаженной улыбкой.
Первым на очереди для осмотра был Антон: глаза закрыты, кожа бледна. Хотя в таком свете она будет казаться бледной у всех, даже загоревших. Пульс прощупывается, но сознание отсутствует. Плохо. Очень плохо. Процесс восстановления тканей с такими повреждениями может затянуться надолго. Да и не доверяю я местным медикам.
Шагран не в лучшем состоянии, но все еще жив. Дышит рывками, словно боится вдохнуть яд вместо воздуха.
Василису привела в чувство звонкой пощечиной.
— Помоги мне! — Приказала, расшнуровывая ее кеды. Странно, но я до сих пор была босой, а ни разу не умудрилась поранить ногу.
Шнурками связали руки Белому.
— Теперь берем этого, — я ткнула пальцем в Дворецкого.
Однако сказать — не выполнить. Мужчина был почти неподъемным.
— Господи, за что ж такое наказание?! — Я металась по саду. — Ни единой каталки во всей грязелечебнице! Единственная инвалидная коляска и та сломана! Как его теперь туда дотащить?!
