Областные говоры, летописи и другие старинные памятники предлагают несколько синонимов для обозначения ведуна и ведуньи, называют их колдунами, чародеями, кудесниками и волхвами, вещими женками, колдуньями, чаровницами, бабами-кудесницами и волхвитками. Чары — это те суеверные, таинственные обряды, какие совершаются, с одной стороны, для отклонения различных напастей, для изгнания нечистой силы, врачевания болезней, водворения семейного счастья и довольства, а с другой — для того, чтобы наслать на своих врагов всевозможные беды и предать их во власть злобных, мучительных демонов. Чаровник, чародеец[7] - тот, кто умеет совершать подобные обряды, кому ведомы и доступны заклятия, свойства трав, корений и различных снадобий; очарованный — заклятый, заколдованный, сделавшийся жертвой волшебных чар. Кудесник, по объяснению Памвы Берынды, — чаровник; в Рязанской губернии окудник - колдун; кудесить - колдовать, ворожить, кудеса - в Новгородской и Вологодской губерниях святочные игрища и гадания, а в Тульской — чара, совершаемая колдуном с целью умилостивить разгневанного домового и состоящая в обрядовом заклании петуха (- остаток древней жертвы пенатам). Стоглав замечает, что когда соперники выходят на судебный поединок, «и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научений пособие им творят, кудесы бьют». В основе приведенных слов лежит корень куд = чуд; старочеш. cuditi — очищать, zuatocudna — вода, т. е. очистительная, cudar - судья (по связи древнего суда с религиозными очистительными обрядами). Проф. Срезневский указывает, что глагол кудити употребляется чехами в смысле «заговаривать»; у нас прокуда - хитрый, лукавый человек.[8]
Корень чуд вполне совпадает по значению с див (светить, сиять); как от последнего образовались слова диво, дивный, дивиться, так от первого — чудо (множ. чудеса - кудеса), чудный, чудесный (в Новгородской губ. кудесный), чудиться, как со словом кудеса соединяется понятие о чародействе, так тот же самый смысл присваивают древние памятники и речению дивы. В Святославовом «Изборнике» (1073 г.) читаем: «Да не будеть вълъхвуяй влъшьбы, или вражай и чяродеиць, или баяй[9] и дивы творяй и тробъный влъхв»; «Кормчая книга» запрещает творить коби[10] и дивы. Сверх того, дивами издревле назывались облачные духи — великаны и лешие (дивии люди и диво жены); согласно с этим, и слову чудо, чудо-вище давалось и дается значение исполина, владыки небесных источников и лесов. Таким образом, язык ясно свидетельствует о древнейшей связи чародеев и кудесников с тученосными демонами — великанами и лешими; связь эта подтверждается и сканд. trцll, которое служит общим названием и для тех, и для других. Слово «колдун» в коренном его значении доселе остается неразъясненным. По мнению Срезневского, колдуном (славянский корень клъд — колд или клад — клуд — куд) в старое время называли того, кто совершал жертвенные приношения; в хорутанском наречии калдовати — приносить жертву, калдованц — жрец, калдовница и калдовише — жертвенник. В словаре Даля колдовать истолковано: «ворожить, гадать, творить чары» («Чем он колдует? Снадобьями, наговорами». Наконец, волхв — название, известное из древних рукописей и доныне уцелевшее в лубочных сказках и областных говорах: у Нестора слова волхв и кудесник употребляются как однозначные; в переводе Евангелия: «Се волсви от восток приидоше во Iерусалим»; в Троянской истории о Колхасе сказано: «Вълхов и кобник хитр»; в Вологодской губернии волхат (волхит) — колдун, волхатка (волхвитка) — ворожея, в Новгородской волх — колдун, угадчик, прорицатель, в Калужской валхвить — предугадывать, предузнавать, малорус. волшити — хитрить; производные волшебный, волшебство пользуются гражданством и в литературной речи; болгар, волхв, вохв — прорицатель, волшина — брань, хорв. вухвец, вуховец — python и вухвица — pythonissa, у Вацерада: «Phytones, sagapetae — wlchwec, wlchwice». Сверх дара прорицаний, волхвам приписывается и врачебное искусство. Рядом с мужской формой волхв встречаем женскую влъхва, которой в скандинавском соответствует volva(valva,vola,vala) — колдунья, пророчица и притом, по свидетельству Старшей Эдды (см. Vцluspв), существо вполне мифическое. Буслаев сближает с этими речениями и финское volho,velho — колдун; «Как сканд. volva (говорит он) является в сжатой форме vola, так и финн. volho изменяется в vollo. По свойству славянского языка гласный звук перед плавным переходит по другую сторону плавного, напр., helm — шлем; потому volva, volho является в Остромировом Евангелии в древнеславянской форме влъхв, а русский язык ставит гласный звук и перед плавным, и после, напр., шелом; следовательно, волхв или Волхов (у Нестора: волсви) собственно русская форма». Корень для слова волхв г. Буслаев указывает в санскр. валг — светить, блистать, подобно тому, как жрец происходит от жреть, гореть,[11] и старинное поучительное слово принимает имена «волхв» и «жрец» за тождественные по значению.
Итак, обзор названий, присвоявшихся ведунам и ведьмам, наводит нас на понятия высшей, сверхъестественной мудрости, предвидения, поэтического творчества, знания священных заклятий, жертвенных и очистительных обрядов, умения совершать гадания, давать предвещания и врачевать недуги. Все исчисленные дарования исстари признавались за существенные, необходимые признаки божественных и демонических существ, управлявших дождевыми тучами, ветрами и грозой. Как возжигатель молниеносного пламени, как устроитель семейного очага, бог-громовник почитался верховным жрецом; с тем же жреческим характером должны были представляться и сопутствующие ему духи и нимфы. Как обладатели небесных источников, духи эти и нимфы пили «живую воду» и в ней обретали силу поэтического вдохновения, мудрости, пророчества и целений, словом становились вещими — ведунами и ведьмами. Но те же самые прозвания были приличны и людям, одаренным особенными талантами и сведениями в деле вероучения и культа; таковы — служители богов, гадатели, ворожеи, врачи, лекарки и поэты, как хранители мифических сказаний. В отдаленную эпоху язычества ведение понималось как чудесный дар, ниспосылаемый человеку свыше; оно по преимуществу заключалось в умении понимать таинственный язык обожествленной природы, наблюдать и истолковывать ее явления и приметы, молить и заклинать ее стихийных деятелей; на всех знаниях, доступных язычнику, лежало религиозное освящение: и древний суд, и медицина, и поэзия — все это принадлежало религии и вместе с нею составляло единое целое. «Волсви, и еретицы, и богомерскии бабы-кудесницы и иная множайшая волшебствуют», — замечает одна старинная рукопись, исчислив разнообразные суеверия. Колдуны и колдуньи, знахари и знахарки до сих пор еще занимаются по деревням и селам врачеваниями. Болезнь рассматривается народом как злой дух, который после очищения огнем и водой покидает свою добычу и спешит удалиться. Народное лечение главнейшим образом основывается на окуривании, обрызгивании и умывании, с произнесением на болезнь страшных заклятий. По общему убеждению, знахари и знахарки заживляют раны, останавливают кровь, выгоняют червей, помогают от укушения змеи и бешеной собаки, вылечивают ушибы, вывихи, переломы костей и всякие другие недуги;[12] они знают свойства как спасительных, так и зловредных (ядовитых) трав и кореньев, умеют приготовлять целебные мази и снадобья, почему в церковном уставе Ярослава наряду с чародейками поставлена зеленица (от зелье — злак, трава, лекарство, озелить — обворожить, околдовать, стар. зелейничество — волшебство; в областном словаре: травовед - колдун (Калужская губ.), травница и кореньщица — знахарка, колдунья (Нижегородская губ.). В травах, по народному
