Нашей следующей целью был Интерлакен[85]. Там нужно было снять весенние кадры. Какой контраст: снежные бури у хижины Форно, а здесь усыпанные нарциссами луга!
Но снова на горизонте взошла несчастливая звезда, сопровождавшая этот фильм. Руководство студии УФА отозвало Фанка для отчета в Берлин. Ожидалось, что работы над фильмом будут прекращены, потому что из-за несчастных случаев не удалось осуществить зимние съемки, а оставлять нас на вторую зиму в высокогорной области никто не хотел. Мы жили в Интерлакене со Шнеебергером и Беницем, нашим молодым помощником кинооператора.
Была потеряна половина зимы, а теперь уходила и весенняя натура. Тогда я решила действовать на свой страх и риск. У нас оставалось еще 600 метров пленки и пустая касса. Пришлось мне заложить свои украшения, взять на себя ответственность и попытаться заменить Фанка. Это был мой дебют в роли режиссера!
В Лез-Аване, на лугах с цветущими нарциссами, мы за три дня сняли все сцены. С большой опаской отправили отснятый материал в Берлин. Но ожидавшегося нагоняя не получили. Вместо этого пришла телеграмма от Фанка: «Поздравляю. УФА в восторге от материала. Фильм будет сниматься до конца».
Ликованию нашему не было предела.
Вскоре прибыли деньги, и мы смогли заплатить за гостиницу. Во Фрайбурге я арендовала небольшую мансарду, откуда каждый день ездила на копировальную фабрику. В небольшом просмотровом зале Фанк проверял материал, который был отснят за прошедшие пять месяцев. Для меня это стало первыми уроками мастерства. Тогда еще в ходу было проявление с использованием рамки, которое давало возможность обрабатывать отдельно каждый кадр. Благодаря этому достигались превосходные результаты; можно было даже вытянуть недоэкспонированные или переэкспонированные сцены. От Фанка я научилась также монтажу уже обработанного материала — деятельности, от которой я приходила в восторг. Чего только нельзя было собрать из разных сцен! Это так захватывающе! Создание фильма — творческий процесс колдовской силы. Как выяснилось, в свои двадцать три года я добилась весьма неплохих результатов в новой для себя области. Внешне я казалась полностью поглощенной своей новой профессией, а в душе кино боролось с танцем. Неужели отказаться от танца? Невыносимо. Когда я согласилась сыграть роль в этом фильме, мне и в голову не приходило оставлять профессию танцовщицы. Съемки фильма должны были продлиться не более трех месяцев. Этим временем я готова была пожертвовать. Теперь же прошло шесть месяцев, а конца работе все еще не видно. Что делать? Возможно ли заниматься тем и другим? Мое положение выглядело почти безвыходным. Осуществить затею с репетициями в горных хижинах оказалось совершенно нереально. Подниматься в горы и ежедневно тренироваться было слишком большой нагрузкой.
Я попросила господина Кламта, пианиста, всегда сопровождавшего меня во время гастролей, приехать во Фрайбург, и начала снова тренироваться. Первые упражнения после операции на колене и годового перерыва давались очень тяжело. Приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать. И едва я успела преодолеть самые большие трудности, как меня отозвали на съемки.
На Гельголанде[86], под круто нависающими скалами, там, где сильнее всего бушевал прибой, предстояло провести съемки танца. Это должны быть вводные сцены фильма — романтическая идея Фанка, для реализации которой мне надлежало создать произведение «Танец у моря» по мотивам Пятой симфонии Бетховена. Фанк представлял себе, что движение волн должно точно согласовываться с движениями танцовщицы, чего можно было достичь монтажом и скоростной киносъемкой. Было чертовски трудно при этом бешеном прибое танцевать босиком на осклизлых скалах. А чтобы танец совпадал с ритмом музыки, сверху со скалы спустили и подвесили на канате скрипача. Такой, полной приключений, могла быть работа над фильмом только во времена, когда еще не знали магнитофона. Шум прибоя был такой, что я только изредка могла расслышать звуки музыки. Когда съемки закончились, я вздохнула с облегчением, ведь волны несколько раз сбрасывали меня в море.
За работой на Гельголанде последовали павильонные съемки в Берлин-Бабельсберге. В то же самое время Фриц Ланг[87] снимал там свой «Метрополис» с Бригиттой Хельм[88], Мурнау[89] — своего знаменитого «Фауста» с Иестой Экман[90], Камиллой Хорн[91] в роли Гретхен и Яннингсом[92] в роли Мефистофеля — немые фильмы, которыми и поныне восторгаются во всем мире. Играть в павильоне было значительно проще, чем на натуре. В закрытых помещениях легче сосредоточиться.
Осенью начались съемки в Церматте[93]. В Европе вряд ли найдется еще один горный ландшафт такой красоты. Он грандиозен. Я с вожделением устремляла взор на вершины Маттерхорна, Монте-Розы и Вейсхорна, меня неудержимо тянуло вверх. Я знала, что когда-нибудь там побываю.
После того как Тренкер покинул нас в горной хижине Форно, в моих отношениях с ним наметилась трещина, которая все более и более углублялась. В начале нашего знакомства я прежде всего восхищалась артистом Тренкером, покорителем гор — о его характере я знала еще очень мало. И лишь когда он возвратился в хижину Форно и показал, как хорошо может притворяться, я поняла, что есть, оказывается, еще и другой Тренкер, и его-то я стала воспринимать гораздо критичней. Уже во время съемок я успела заметить кое-что, что мне не нравилось. Прежде всего стало беспокоить его непомерное тщеславие. Он мог разволноваться уже от одного предположения, что Фанк снял со мной на пару метров пленки больше, чем с ним. Его ревность к моей работе с Фанком становилась все сильнее. И я постепенно поняла, что отношения с ним были всего лишь короткой вспышкой влюбленности.
После окончания съемок в Церматте я сразу же возобновила танцевальные репетиции. Я разрывалась между танцем и кино.
И вот после полуторагодичного перерыва я снова стояла на сцене. Первый мой вечер состоялся в драматическом театре в Дюссельдорфе, затем я выступила во франкфуртском драмтеатре и вновь в Немецком театре в Берлине; далее последовали Дрезден, Лейпциг, Кассель и Кёльн — всюду успешно, но я чувствовала, что за это время нисколько не усовершенствовалась. Перерыв был слишком длительным. Правда, от вечера к вечеру я танцевала все раскованней, стала более пластичной, почувствовала, что еще раз смогу добиться успеха, — и тут меня снова отозвали на съемки. Пришлось прервать турне и возвратиться в горы. Впервые мне и слышать не хотелось о фильме. Но я была связана контрактом, да и просто не смогла бы подвести Фанка. Свои чувства ко мне, не утратившие прежней силы, он старался перевести в шутки, по большей части в виде стихотворений. Листочки со стихами он почти каждый день совал мне в руки.
Январь 1926 года — вторая зима в съемках одного и того же фильма! Вначале мы работали на Фельдберге[94]. Работа шла там бесконечно медленно. Погода выдалась слишком плохая. Прошло две, даже три недели — и хоть бы один метр отснятой пленки. То не показывалось солнце, то светило так ярко, что снег набухал и становился для наших целей недостаточно пушистым. Трудно описать хлопоты и заботы, в каких проходили натурные съемки. Никаких трюков мы не устраивали, сенсаций тоже, но действительность по большей части была много опасней, чем это выглядело затем на экране.
Вот, например, в сценарии есть сцена, в которой главную героиню по пути в домик для горнолыжников засыпает лавина. Этот эффект, конечно, можно спровоцировать, вот только неизвестно, чем все закончится. Если действовать осторожно и сбрасывать вниз по чуть-чуть снега, то лавина будет невыразительной, а кинешь много, может статься, что потом придется разыскивать участников съемок, если они вообще найдутся.
Нам нужна была всего-навсего одна приличная лавина, и потому мы со Шнеебергером поехали в Цюрс[95], где надеялись провести съемки на Флексенштрассе, в которой тогда еще не было тоннеля. Мы были вдвоем, так как Фанк задержался на Фельдберге.
Пять дней непрерывно шел снег, по Флексенштрассе нельзя было проехать ни на санях, ни на лошади, ни пройти пешком. Гора была чрезвычайно лавиноопасной. Это как раз то, что нам требовалось. Но нам так и не удалось найти носильщика. Проводники считали нас сумасшедшими. Однако мы должны были отснять сцену. На дворе был уже апрель, и, значит, последний шанс для фильма. Каждый день снег мог
