На воздушных и наземных трассах царило веселое оживление.
Единственное, что мы сразу же узнали, — это Сена, она по — прежнему грациозно и гармонично извивалась в пределах города.
Мы, в общем — то, были в несколько подавленном настроении и не могли вот так, с ходу, выразить обуревавшие нас чувства. Один из наших сопровождающих, служивший своеобразным гидом, показал на большую площадь с руинами посередине.
— В ваше время здесь стояла арка, которую вы называли Триумфальной.
Да. Приложив немало стараний, мы все же худо — бедно поняли, где находимся, хотя, признаюсь честно, далось нам это очень нелегко.
— А где же Эйфелева башня? — поинтересовалась Глория. — Что с ней сталось?
Наш гид нахмурил брови и, повернувшись к коллеге, обменялся с ним несколькими непонятными для нас фразами. Потом, заулыбавшись, ответил:
— Вы наверняка говорите о металлической конструкции, долгое время служившей предметом любопытства для иностранных туристов. О, она давно уже исчезла…
Он протянул руку в другом направлении.
— А это здание вы, несомненно, узнаете.
Деламар, не скрывая охватившего его волнения, воскликнул:
— Да это же Лувр!.. Потрясающе… Как вам удалось сохранить его в столь блестящем состоянии?
— Нам не чужд культ прошлого, и некоторые из исторических монументов тщательно оберегались из поколения в поколение. Это касается не только Лувра, но и Пантеона, и многих других памятников.
В течение последующих двух суток шли нескончаемые банкеты в нашу честь, и мы выслушали немало хвалебных речей о себе. Лично я усиленно налег на гастрономические прелести эпохи, высоко их оценив, но профессор предпочитал длиннющие беседы о технике будущего с ответственными лицами из исследовательского центра французского сектора и с другими специалистами мирового уровня.
Арчи и Глория также не теряли времени даром и собрали за эти два дня обширную информацию о жизни землян в семитысячном году.
Ришар — Бессьер собирал материал своими, только ему присущими методами, этот чертяка имел ту еще хватку. Я был уверен, что все мы окажемся на страницах его будущего романа, причем он опишет нас с такими деталями, о которых мы и сами не подозреваем.
Что касается отца Салливана, то он предпочел занять позицию настороженной сдержанности, узнав о значительных переменах в сфере религии. Его покоробило то обстоятельство, что все земные концессии после ряда бурных фаз также испытали на себя влияние прогресса. Ясное дело, отдельные секты различного направления продолжали существовать, но неоспоримо господствовала новая религия, опиравшаяся, как и раньше, на богопочитание и синтезировавшая особенности самых различных течений в отправлении культа.
Не стоит, видимо, уточнять, что такому мистику, как он, было очень трудно смириться с реальностью подобной эволюции, которую он рассматривал не в качестве реформы, а как самое настоящее святотатство. Но, как говорится, против фактов не попрешь.
Ну а Паоло, тот как — то ухитрился все время оставаться в тени. Сдается, что он попросту шлялся по всяким забегаловкам, где можно было выпить и закусить, но поймать его с поличным мне никак не удавалось. Как бы то ни было, он никоим образом нас не стеснял, что было само по себе уже неплохо.
Но при всем этом у меня были определенные обязательства перед шефом, к которому я, несмотря на его вонючие сигары, был по — своему привязан. Короче, мне также требовалась информация, и я собрал достаточно много интересных сведений, расспрашивая своих более компетентных товарищей.
Меня особенно поразило то, что произошло за истекшее время в области астрономии. Выяснилось, что с двадцать третьего века земляне приступили к успешной колонизации планет Солнечной системы, в частности, Меркурия, Венеры и Марса, которые по своему положению представляли несомненный интерес в плане использования их в самых различных целях.
Другие планеты, за орбитой Марса, были сочтены недостойными такого внимания из — за царивших на их поверхности исключительно низких температур.
На Марсе земляне столкнулись не с полнокровной цивилизацией, а лишь со следами когда — то существовавшего там человечества. В результате планета так и осталась для землян на втором плане, поскольку на ней не было обнаружено нужных ресурсов. Без слов понятно, что еще до их нашествия проблема исчерпания таковых была решена.
Зато на Венере и Меркурии все оказалось в первозданном виде, что и послужило толчком к их планомерному освоению. Сначала там обустроили посты, затем — базы и, наконец, понастроили многочисленные предприятия, снабжавшие Землю самыми различными минералами и прочими природными богатствами. Вот так, к нашему удивлению, и подтвердились предвидения профессора Деламара на этот счет.
Действительно, Земля довольно быстро выгребла все свои запасы металлов, а в условиях механизированной цивилизации потребность в них не ослабевала. Вот и отправился человек в миры иные доставать сырье. Иными словами, началась эпоха космической колонизации.
На Меркурии, само собой разумеется, жизни не обнаружили, а добыча металлов оказалась делом крайне трудным.
Ведь известна особенность его орбиты: он всегда повернут к Солнцу одной стороной (как Луна по отношению к Земле). Так что с одного бока его яростно поджаривает Солнце, а с другого — нещадно леденит космос. Следовательно, работы могут производиться только в узкой сумеречной полосе, проходящей через полюса.
На Венере же ситуация оказалась просто идеальной.
Землянам не оставалось ничего иного, как заявиться туда и спокойно приступить к разграблению нужных им природных богатств. И этот процесс продолжался уже достаточно долго. В этой связи Маргарет, молчавшая все последнее время, что никак не отвечало ее облику, выразилась так:
— Венера превратилась для землян в некое подобие курицы, несущей золотые яйца.
Деламар всячески избегал упоминать о своем изобретении прирастающего в результате облучения металла. Во время разговора на тему о сырьевых трудностях, испытываемых Землей, он бросил на всех нас красноречивый взгляд, ясно дававший понять, что профессор не желает никакого разглашения перед нашими хозяевами открытия им неисчерпаемого «рудника металла».
Нашему удивлению не было конца. Слово в той памятной дискуссии взял стоявший рядом с нашим ученым местный профессор Бром 228 Z. 1.
Может показаться странным, что у людей семитысячного года вслед за фамилией шел номер. Но я должен уточнить, что если в нашу эпоху привилегией получать регистрационные номера пользовались только автомашины, мотороллеры и самолеты, то у потомков эта мода распространилась на все человечество.
Имен детям больше не давали, а каждому индивидууму после его родовой фамилии присваивался номерной знак.
Так что спутать кого — либо с другим человеком было просто невозможно.
Как мы выяснили, где — то около тысячи лет назад на землян обрушилась вызванная неизвестным вирусом страшная эпидемия. Она почему — то поражала в основном мужчин, делая многих из них бесплодными. Тогдашние биологи и генетики не нашли ничего лучшего, как ввести в массовом порядке искусственное оплодотворение, что и положило начало процессу нумеризации. Ну а затем обычай распространился на всех, чтобы не создавать различий между «сфабрикованными» детьми и обычными.
Вернемся, однако, к нашему профессору Брому 228 Z 1.
Вот что он нам поведал:
