брюки.
Манге.
Доктор Кастро пригласил нас осмотреть мангрову со стороны моря. Обезьяны уже не проявляли никакого интереса к нам, и мы без проводов с их стороны уселись снова в моторку. Поехали подальше от места причала, чтобы найти более типичные участки мангровы.
Внешнюю полосу мангровых зарослей образует манге*, тоже интереснейшее растение с приспособлениями уже совсем иного рода: у него «ходульные корни» и «живородящие плоды». Что же это такое?
Когда едешь вдоль мангровы в пору прилива, то ветви густой заросли опущены в воду, купы кустов как бы плавают на воде. Но если поехать во время отлива, то уже издали заметно, что кроны кустов аккуратно подровнены снизу на всем протяжении, — это работа прилива. И вот, под густым, нависающим теперь над водой пологом видны сходящиеся вместе по четыре-пять и больше косонаклонные нетолстые корни-подпорки. От места их соединения начинается собственно ствол дерева манге, образующего густую и ветвистую крону, которая вплотную смыкается с соседней. Дерево, таким образом, стоит на ходулях, поднимающих его выше уровня воды во время прилива.
Мангровы приурочены обычно к местам, где нет сильного прибоя, всегда в глубине бухт и заливов; но все же приливно-отливные движения воды обладают достаточной размывающей силой, и вот, в таких условиях по внешнему краю, принимая на себя, так сказать, «основной удар», у манге выработались эти ходули (они хорошо видны на заставке); их роль-удерживать растение в зыбком илистом грунте в полосе приливной волны.
Второе приспособление-прорастание зародыша в плодах на самом растении. Плод манге развивает корни и первые листочки, будучи еще на материнском растении.
Схематический профиль мангровы близ Рио.
Условные обозначения:
1. Уровень воды во время прилива. 2. Уровень воды во время отлива. 3. Rhizofora mangle. 4. Avecennia nitida. 5. Lagucularia racemosa 6. Hibiscus tiliaceus. 7. Salicornia Gaudihandiuna. 8. Sporolobus virginicus. 9. Juncus sp.
Центр тяжести разросшегося до 35–40 см тяжелого плода находится в его нижней, заканчивающейся острием, части. Форма плода в это время-чуть-чуть извитая спираль. Оторвавшись от дерева, плод падает отвесно в воду, имея при этом большую скорость и получая, благодаря спиральной изогнутости, вращательное движение. Он как бы ввинчивается в топкий ил и быстро укореняется. Теперь морской волной или отливным течением его уже не отнесет никуда: молодое растение будет жить здесь в той полосе побережья, где жили его предки.
Молодое деревцо манге, поднявшись над водой на двух-трех корнях-ходулях, развивает постепенно пышную крону и, по мере своего роста и утолщения ствола, вы-пускает от нижней его части новые корни. Некоторое время они выполняют роль дыхательных корней, далее же, достигнув дна, упрочиваются в нем и служат дополнительной опорой деревцу.
Был час отлива, когда мы на моторке подъезжали в разных местах «обезьяньего» островка к зарослям основного дерева мангровы. Повсюду ходульные корни манге образовывали такое густое переплетение, что представляли совершенно непроходимую преграду.
Ноги вязнут в иле, в котором «стоят» манге на своих «ходулях»; скользкая поверхность их покрыта моллюсками, и опираться на них ненадежно, а переплетшиеся и перекрещенные корни так густы, что человек изматывается, сумев продвинуться всего на несколько шагов.
Осмотрев мангрову на островке, мы отправились в конец бухты, к мангровым зарослям уже на берегу материка.
И там мы наблюдали такую же точно картину мангровы, о которой я рассказал.
День наш был насыщен впечатлениями. Мы набрали много гербария, образцов дыхательных и ходульных корней, плодов манге и других деревьев.
Усталые и перепачканные, но вполне удовлетворенные, мы уже после заката солнца вернулись на берег.
Особенно доволен я был тем, что у нас были живые, начавшие прорастать плоды дерева манге. Оказывается, ни в одном из ботанических садов мира его нет. Поэтому так хотелось довезти до Ленинграда плоды этого замечательного растения и вырастить их в оранжерее. Они жили у нас в сосуде с водой около месяца, но в конце концов погибли.
От гилеи до безлесных вершин
Над заливом стлался густой туман, и солнце едва только поднялось над океаном. Из окна гостиницы было видно, как молочная сырая пелена растеклась по набережной и заползала в улицы, идущие к горам. Группы наиболее высоких фикусов, обрамляющих берег Ботафого, то возникали темно-зелеными островками в колеблемом ветром тумане, то скрывались им. Клочья тумана заползали на склоны Корковадо и, казалось, растворялись в покрывающих их лесах. Небо было безоблачно, и вершины гор освещались солнцем, лучи которого внизу тускнели и гасли в утреннем «дыхании» океана.
Город еще был объят ночной тишиной, когда я покинул отель. Полусонный шофер лихо мчал меня по непривычно пустынным улицам непроснувшегося Рио.
Особенно безлюдными выглядели торговые улицы, где витрины и двери магазинов были закрыты железными шторами или раздвижными решетками. Только возле продуктовых магазинов и фруктовых лавок изредка виднелись грузовики, с которых сгружались корзины и ящики со свежими фруктами и овощами.
Приближаясь к вокзалу, мы все чаще стали встречать пешеходов, а в самом вокзале стояла небольшая очередь у билетной кассы на 6-часовой дачный поезд Рио-Терезополис. До поезда оставалось еще четверть часа, и я успел выпить на дорогу две чашечки кофе в маленьком буфете, переполненном торопящимися пассажирами. И, надо сказать, что очень приятны были две эти «кафезиньо» — крохотные чашечки горячего, сладкого и ароматного кофе — в это раннее и сырое утро.
Вокзал Коломбо расположен, если можно так сказать, в глубине города, и поезд долгое время шел среди городских построек и параллельно с трамвайной линией, на которой уже пошли вагоны.
В городской черте поезд шел не быстро, были часты короткие остановки, и вагон, почти пустой вначале, постепенно заполнялся публикой. Была суббота, и среди пассажиров было немало дачников и просто стремящихся провести воскресный досуг за городом.
С полчаса мы ехали по городу и его окраине. Наконец городские постройки кончились. По обе стороны полотна теперь стали встречаться частые мелкие деревянные домики, возле каждого колодец, маленький двор со скотиной и участки полей поблизости.
Вскоре и эти домики прекратились, дорога пересекла несколько речек, или кана. лов с берегами, поросшими густыми луговыми травами. И дальше потянулись обширные поля риса (уже убранные), сахарного тростника и бананов. Банановые плантации тянутся, не прерываясь, на большие расстояния, подступая местами к самому поезду. Большие и как бы лакированные листья бананов покрыты влагой, и крупные капли росы обильно стекают по ним. Обильная роса видна на всех растениях — результат утреннего тумана, почти каждодневно надвигающегося с океана.
Одни участки плантаций уже убраны, на других — еще видны поспевающие и совсем молодые гроздья
