Ну а как вела себя прекрасная Франция? Казнили по примеру англичан своего короля Людовика XVI и его жену, а в период буржуазных революций партии, приходившие по очереди к власти, косяком гильотинировали оппозиционеров. Как «врагов народа». Головы отсекали публично на площадях – под восторженное одобрение собравшихся на волнующее шоу толп любопытных.
Однако и позже галантные французы не церемонились с условностями правосудия. Ю. Мухин отмечает, что с началом Первой мировой войны, в 1914 году, «во Франции были без суда и следствия расстреляны все воры, мошенники и прочие уголовники, которые даже не были осуждены и находились на свободе....
Все вышеприведенные факты международной практики являются примерами внесудебных репрессий, и применялись они в случаях, «когда человек был потенциально социально опасен, и на свободе его оставлять было нельзя».
Но подлинный репрессивный беспредел произошел уже в новом столетии. После террористического акта в Нью-Йорке и Вашингтоне американский президент произвел тотальные бомбардировки Афганистана и Ирака. Фактически «без суда и следствия» он объявил террористами целые народы и, не оглядываясь на мировое общественное мнение, применил к ним необоснованные репрессии. Израиль повторил то же в отношении Ливии. То есть за вину небольших террористических групп были репрессированы все граждане суверенных стран.
Псевдодемократы усиленно педалируют «внесудебный» характер репрессий 30-х годов. Однако внесудебные органы не являлись изобретением большевиков. В России внесудебная защита государства была введена царизмом «Положением о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 года.
Э.Г. Репин отмечает: «Тройки и другие виды «скорорешительных судов» (48 часов от совершения преступления до казни) созданы Николаем II в 1906-1907 гг. и просуществовали до отмены их Временным правительством. Во время их существования они имели право приговора к смертной казни. Во время «правления» Сталина такое право у троек было всего 1 год и 4 месяца. Царем же было предоставлено губернаторам право личным приказом приговаривать к смертной казни. Кроме того, царем в своем личном подчинении были созданы карательные воинские подразделения, которым предоставлялось право казней на месте, вплоть до массовых».
Не было изобретением правосудия советского периода и Особое специальное совещание (ОСО) при народном комиссаре внутренних дел. В действительности, особое совещание при МВД России впервые было образовано Указом Николая II еще в 1889 году.
В советское время этот представительный «внесудебный» суд «рассматривал дела под председательством самого наркома внутренних дел, его заместителя, начальника Рабоче-крестьянской милиции, уполномоченных НКВД РСФСР и союзной республики. Контролировал его работу лично Генеральный прокурор СССР, который мог задерживать решения Особого совещания и обжаловать их в Верховном Совете». Причем с 1924 года по 1937 год этот орган имел право выслать лишь на срок не более 5 лет.
Только 17 ноября 1941 года Особому совещанию при НКВД было поручено «выносить по некоторым пунктам статей 58 и 59 смертные приговоры. Но с окончанием войны в СССР смертная казнь была отменена. Особое совещание «могло назначить наказание до 25 лет лишения свободы». За все время существования ОСО, с 1934 по 1953 год, им были приговорены к смертной казни только 10 101 человек, причем в основном в период войны.
Впрочем, в цитадели «демократии» – эталонной Америке, вообще 90% всех приговоров «выносится единолично судьей на основании так называемой судебной сделки между обвинением и защитой при участии судьи, когда обвиняемый за признание им вины по формулам обвинения полностью или частично оговаривает себе меру наказания».
Ю. Мухин не без иронии пишет: «Только в голливудских фильмах все происходит в суде присяжных с умными адвокатами, совестливыми присяжными и мудрым судьей. А на практике в США только 5 из 299 осужденных осчастливились рассмотрения своих дел перед судом присяжных, а 5 – хотя бы судьей. Остальные сидят вообще безо всякого суда в нашем понимании, сидят потому, что прокуратура и полиция «убедили» их сознаться и договорились с ними, на сколько их посадить».
Но вернемся в лето 1937 года. Конечно, бежавшие из мест высылки кулаки, участники националистических банд, грабители, бандиты, воры, аферисты-рецидивисты, профессионалы- контрабандисты и ското-конокрады не могли не представлять угрозы для государства. Как и члены прекративших существование политических партий, они являли собой люмпенизированный слой общества.
И казалось, что начавшаяся профилактическая акция по изъятию из общественной жизни откровенно уголовных и социально опасных элементов не предвещала неожиданностей. Но то, что в процессе осуществления чистка приобрела иное качество, отличавшееся от первоначальных целей и задач по пресечению деятельности националистов и уголовников, и захватила другие слои общества, не зависело от Сталина.
Оказав давление на Политбюро и настояв на чрезвычайных полномочиях, партийные секретари стали трактовать их значительно шире. Иначе, чем имелось в виду в начале операции. И без того являвшиеся полноправными хозяевами на местах, всегда готовые сорвать банк в свою пользу, они использовали начавшуюся акцию в собственных интересах.
Еще со времен революции на месте разрушенной власти царизма возник государственный аппарат, превосходивший по своему влиянию и роли машину управления старого строя. Партия стала высшей организационной ветвью правящего слоя, но она была далеко не идеальна. Она сама в этот период являлась источником опасности. И в этом не было ничего парадоксального.
Бесспорно, что в любую партию всегда устремляются люди активные, способные приспосабливаться к системе даже в тех случаях, когда не разделяют ее целей и задач. И ни многочисленные чистки, ни обмен партдокументов не смогли предотвратить проникновение в ряды партии, в управленческий аппарат карьеристов и приспособленцев. Эти люди преимущественно и формировали управленческий слой советских чиновников. В широком понимании они и составляли костяк новой бюрократии.
В какой-то период умение устраиваться в структуры власти даже не требовало профессиональных знаний и талантов. Достаточно было предприимчивости, здравого расчета и умения «говорить». Способность произносить «зажигательные» речи часто становилась эталоном проявления партийности.
На этой волне легко было отличиться, сделать карьеру, и своеобразным мандатом для притязаний на право вхождения «во власть» стал революционный радикализм. Внешне такое приспособленчество выражались в призывах к борьбе с врагами революции, но в действительности, кроме «игры в политику», больше эти люди ничего не умели делать. Это о них Сталин говорил: «Нам не надо политиков. У нас их достаточно, даже много лишних. Нам нужны исполнители».
Сложившийся в послереволюционные годы в результате своеобразного естественного отбора со временем правящий слой государства и партии стал перерождаться в слой новой бюрократии. Создавалась своеобразная элита, какая-то привилегированная каста. Однако даже в лице убежденных партийцев руководящие эшелоны часто составляли люди малообразованные, но стремившиеся упрочить свое положение. Они жаждали большего, чем приобрели. Неудовлетворенность подталкивала их не только к борьбе против руководства страны. На практике личные цели и устремления прятались за оберткой политических «обвинений » ближайшим конкурентам.
И все-таки события 37-39-го годов нельзя понять с предельной ясностью, если не обратить внимания на существенное обстоятельство, о котором избегала говорить советская историография. Объективно сложилось так, что еще с Гражданской войны активную роль в происходивших в стране процессах играли выходцы из сопредельных с Россией государств. Революция и война стали той питательной средой, в которой они могли реализовать свои личные цели и устремления. То были активные люди, никогда не останавливающиеся перед насилием.
Еще на февральско-мартовском пленуме 1937 года среди тех, кто призывал к «беспощадному разоблачению врагов народа» выделяются члены ЦК: Бауман, Гамарник, Егоров, Каминский, Косиор,
