июне 1928 года. «Ложа дипломатического корпуса была заполнена до отказа; присутствовали корреспонденты со всего мира».
Государственный обвинитель прокурор Н.В. Крыленко выдвинул три формы обвинения во вредительстве: неправильную постановку эксплуатации шахт, порчу машин и оборудования, неправильный выбор мест для новых разработок.
Историк Александр Колпакиди и журналист Елена Прудникова в книге «Двойной заговор» впервые сняли покров с действительных фактов о «шахтинском расследовании». И началось оно не в 1928 году, а значительно раньше. Еще 15 декабря 1924 года бывшая жена главного инженера Кадиевского рудоуправления в Донбассе Гулякова сообщила о том, что ее муж занимается экономическим шпионажем. Экономический отдел ГПУ УССР выяснил, что уже в 1918 году, перед побегом в Польшу, члены правления Днепровского южнорусского металлургического общества поручили доверенным лицам «сохранить предприятие и постоянно информировать их о положении дел».
Связь осуществлялась через бывшего совладельца рудников Ружицкого, экономического советника польского консульства в Харькове. Через него Гуляков в течение 1921-1923 годов передавал сведения бывшим хозяевам и получал указания. Они были просты, но эффективны: создавать видимость работы шахт, всячески препятствуя при этом разработкам, не вывозить угольные запасы, сохранять ценные участки до возвращения хозяев.
В 25-м году Верховный суд УССР приговорил шестерых вредителей к лишению свободы на срок от трех до десяти лет. Тогда же органы ГПУ взяли под наблюдение все шахты, но арест остальных соучастников Шахтинского дела состоялся только после серьезной подготовительной работы.
В результате скрупулезного сбора информации ГПУ установило, что в 1923 году в Париже было образовано «Объединение бывших горнопромышленников Юга России», а в Польше – «Польское объединение бывших директоров и владельцев горнопромышленных предприятий». Основная цель этих организаций состояла в том, чтобы добиться возвращения бывшим владельцам принадлежавших им предприятий в концессию или другим путем.
Но это не вся картина. Бывшие хозяева не успокаивались, и в 1923 году образовался новый центр – «Харьковский», состоявший из инженеров «Донугля». Один из его руководителей Ю. Матов так формулировал задачи его участников: «Информация бывших владельцев о происходившем в Донбассе, добыче, состоянии работ и перспективах планов развития рудников и шахт. Проведение вредительской работы при производстве добычи, замедление темпов нового строительства. Вредительство при импортной механизации и рационализации...»
Нельзя не признать профессиональной осмысленности действий и рациональной постановки целей руководителями организации. Инженер А. Казаринов на процессе показал: «В задачи организации входило как основная цель ее возвращение каменноугольных рудников и горных предприятий прежним их владельцам на тех или иных основаниях, будь то концессия или другое...
В осуществлении этой задачи прилагались усилия к тому, чтобы на рудниках накапливалось большое количество оборудования, но так, чтобы оно до определенного момента не могло использоваться; в первую очередь восстанавливались и переоборудовались такие шахты, восстановление которых стоило дорого... в то же время разработка новых выгодных участков тормозилась искусственно путем задержки разведок и закладки новых шахт на малоценных участках.
В результате этих мероприятий должна была выявиться невыгодность и нерентабельность эксплуатации для «Донугля» и, как естественный выход отсюда, денационализация и сдача шахт в аренду, в концессию».
Таковы были реальные цели шахтинских инженеров и их хозяев. Во вредительскую деятельность вовлекались новые силы. В 1926 году «шахтинцы» создали группу в Москве. В нее вошли председатель научно-технического совета каменноугольной промышленности, бывший акционер и директор Ирининского каменноугольного общества Л. Рабинович, работники наркомата и плановых органов. Но, поскольку расчеты на денационализацию, аренду и концессии к этому времени провалились, то группа перешла к подрывной, вредительской деятельности.
Такое развитие процесса было закономерно. Ненавидевшие Советскую власть, лишившую их собственности, бывшие владельцы и их подручные стремились подорвать промышленность и вызвать недовольство новой властью. Теперь к достижению экономических и политических целей путем саботажа присовокуплялись диверсионные методы. Начались взрывы, затопление шахт, порча дорогостоящего оборудования или закупка негодных машин, занижение зарплаты рабочим, нарушение техники безопасности и пр.
Преступная организация была разоблачена, и возмездие наступило. На судебном процессе по Шахтинскому делу из 53 обвиняемых 20 полностью признали себя виновными, 10 – частично. Правда, 22 подсудимых виновными себя не признали. Суд оправдал четырех человек, остальные получили различные сроки наказания, а одиннадцать – приговорил к расстрелу. Однако шестерым из них Президиум ЦИК заменил расстрел десятью годами лишения свободы. Из приговоренных 9 июля были расстреляны лишь пятеро.
Таковы факты, и, конечно, действия «шахтинцев» – лишь мелкий эпизод из истории борьбы врагов советской власти. Симптоматично, что не кто иной, а именно Сталин был противником применения к осужденным высшей меры наказания. На ней настояли другие. Спустя несколько месяцев, рассказывая о разногласиях «тройки» (Рыков, Томский, Бухарин) со Сталиным, Бухарин хвастливо отмечал, что когда Генсек предложил не расстреливать подсудимых по Шахтинскому делу, то «мы голоснули против этого предложения» и добились расстрела...
Конечно, наивные «обвинения» в отношении нетерпимости Сталина к «интеллигенции» не более чем один из клеветнических штампов, придуманных самими «интеллигентами». Сталину не было никакого резона восстанавливать против советской власти технических специалистов, он никогда не призывал к борьбе против этого слоя. Наоборот. Еще на XV съезде партии, говоря о «недовольстве среди известных слоев интеллигенции», он подчеркивал, что «б
Впрочем, нелепо даже предполагать, что, рассчитывая индустриализировать страну, Сталин хотел обойтись без специалистов и якобы «решив» уничтожить техническую интеллигенцию, «инициировал» Шахтинское дело. Он был великолепно информирован и глубоко знал подоплеку этого дела, и видел главных виновников вредительства не в исполнителях, а в организаторах. Он говорил: «мы имеем здесь дело с экономической интервенцией западноевропейских антисоветских капиталистических организаций в дела нашей промышленности».
В резком контрасте с наивными утверждениями о «нелюбви» Сталина к «спецам» является и то, что в начальный период индустриализации он приглашал множество специалистов непосредственно из-за рубежа. Он платил им немалые деньги. И, хотя это было дорогое удовольствие, он не мог этого не делать. Но, используя опыт и знания дореволюционной и зарубежной технической интеллигенции, он, пожалуй, как никто другой остро понимал, что страна не могла развиваться без новых собственных подготовленных специалистов.
Указывая на то, что «мы должны быть готовы к тому, что международный капитал будет нам устраивать и впредь все и всякие пакости, все равно, будет ли это шахтинское дело или что-нибудь другое, подобное ему», он не призывал к охоте на ведьм. Из шахтинских событий Сталин делал другие практические выводы.
И прежде всего он обратил внимание на фактическую отстраненность директоров предприятий – коммунистов, из-за своей некомпетентности, от контроля за производством. Но его заключение было оптимистичным: «Говорят, что невозможно коммунистам, особенно же рабочим коммунистам- хозяйственникам, овладеть химическими формулами и вообще техническими знаниями. Это неверно,
